— Лучше, чем у меня.

— Они у наковальни лучше, чем у тебя, — ответил Тарса, но желания обидеть в голосе не было. Он покачал головой. — А ведь в шахтах родился.

— Я был из соляных, — ответил Шарроукин. Его челюсть напряглась, а молот говорил о глубоко укоренившейся злости. — Как только я научился ходить, меня отправили в приливные бассейны в самых глубоких пещерах Ликея. Я и еще сотня детей целыми днями соскребали с камней кристаллы с помощью затупленных кирок. Фабрики по производству инструментов добавляли эту соль в воду для закалки.

Тарса кивнул, переворачивая клинок.

— Соленая вода лучше проводит тепло, и сталь с ней получается тверже, чем с чистой. Однако немногим инструментам нужна подобная твердость. Работа, должно быть, была опасной.

— Да, — сказал Шарроукин. — Дети постоянно тонули. Порой вода внезапно возвращалась в пещеры. И была поговорка, что лучшая соль получается из костей.

— Довольно обработки молотом, — сказал Тарса, убирая клинок из-под ударов Шарроукина. — Иначе лезвие затупится.

Саламандр поднял клинок за стержень и осмотрел кромку лезвия.

— Симметрия не идеальна, но деформации нет.

— Пойдет?

Тарса опять кивнул и передал клинок Шарроукину, который вытер его начисто, после чего принялся шлифовать мелкозернистой пемзой.

— Полируй клинок, пока он не начнет блестеть синим, как летний вечер.

— Я не видел солнца до тринадцати лет, — сказал Шарроукин.

— Тогда представь синюю броню Восьмого легиона.

— Мне больше нравится представлять ее красной от их крови.

— Красный ты получишь при закалке.

Шарроукин положил клинок на наковальню.

— Один выпад — и лезвие становится красным. Мне это нравится.

— Если хочешь, я могу изготовить тебе рукоять.

— Это будет честью для меня, Атеш, — ответил Шарроукин.

— Нет, для меня, Никона, — сказал Тарса.

— Только что-нибудь простое. Я не любитель вычурного оружия.

— Две пластины из лакированного черного дерева?

— Отлично, — ответил Шарроукин. — Прости, сегодня душа к ковке не лежит.

— Тебя все еще беспокоит миссия?

Шарроукин посмотрел через плечо на трудящихся Железноруких. Под покровом пара и на фоне пламени из горнов они казались какими-то гротескными чудовищами, ограми из пещер.

— Да, она меня все еще беспокоит.

— Ты не считаешь ее хорошей? — спросил Тарса, беря пемзу и придавая лезвие еще большую остроту.

— В том и проблема, она слишком хорошая, — ответил Шарроукин.

— «Око за око» — подход древний, как само время, — заметил Тарса. — И согласись, есть в нем некое оперное величие.

— Оперное? — приподнял бровь Шарроукин.

— Среди летописцев Сто пятьдесят четвертого экспедиционного флота было немало драматургов и поэтов. Я имел честь присутствовать на постановке «Симфонии изгнанной ночи». Сцену, в которой кардинала Танга отправляют в заключение на Нуса Камбаган, и его убивают те, кто когда-то пострадал от него, многие считают ярчайшим примером ранней имперской политики.

— Я рад, что ты любишь оперу, но суть в том, что миссия дает Железным Рукам именно то, что они хотят, — сказал Шарроукин. — А возможность убить Альфария? Едва ли перед Десятым когда-либо встанет лучшая задача, если только Фулгрим не окажется опять на перекрестии моего прицела.

— Она дала цель нашим собратьям, — заметил Тарса. — А воин без цели опасен. Жестокость должна получать выход, иначе люди, созданные ждя убийства, обратят ее против самих себя. И ведь мало кто склонен самокалеченью так, как сыны Ферруса Мануса.

— У нас была цель, — ответил Шарроукин. — И есть до сих пор. Не недооценивай урон, наносимый нами и нам подобными. Сражающиеся за Медузона — это больше, чем сумма отдельных воинов.

— Откуда ты знаешь?

— Потому что именно так мы победили в войне с Смотрителями. Крысы кусают монстра за пятки, пока он больше не может идти вперед. Он вынужден повернуться, и тогда-то на него обрушивается завершающий удар.

— Но разве объединение с Медузоном не усилило нас?

— Нет. Будучи малочисленными, мы не становимся сильнее, когда собираемся вместе. Мы становимся уязвимее.

— И что ты предлагаешь?

Шарроукин вытер лоб и повел плечами.

— Я взгляну сам.

— На что?

Шарроукин улыбнулся.

Третья планета системы в имперских картографических справочниках не значилась, что Сабика Велунда не удивляло. Это было в духе Альфа-Легиона: выбирать для встречи место, столь далекое от проторенных путей, что оно даже не имело имени.