Хенрикос отшвырнул металлическую посмертную маску, словно провоцируя кого-нибудь возразить ему.

— Возмездие, немного удовлетворения, частичка боли. Это все, что осталось.

Кса’вен метнул в Есугэя оправдывающий взгляд.

— У Биона и меня немного разные взгляды на войну.

— Понимаю, — ответил Есугэй. — Каковы же твои?

— Победа придет, — ответил невозмутимо и без колебаний Кса’вен. — Не знаю, откуда, но придет. Мы должны быть терпеливыми.

Есугэй восхитился таким настроем, хотя исходя из того, что он узнал, ему было сложно разделить его.

— Надеюсь, ты прав.

— Так ты с нами? — спросил Хенрикос. — Мы могли бы использовать немного этой… Как ты ее называешь?

— Погодная магия, — ответил Есугэй.

— Глупое название, — легионер Железных Рук пожал поврежденными плечами. — Хотя весьма болезненна.

— Я должен вернуться к моему примарху, — сказал Есугэй, обращаясь к Кса’вену. — Я видел сны. Видения. Он в опасности.

Кса’вен с сомнением посмотрел на него.

— Это будет непросто, и у нас есть свои дела.

— Разве не лучше сражаться, объединившись с другим Легионом? Полнокровным, опасным, в котором много подобных мне творцов заклинаний?

— А твой Хан примет нас? Я ничего не знаю о нем.

— Немногие знают, но я буду говорить от вашего имени, — улыбнулся Есугэй, так тепло, насколько смог в данных обстоятельствах. — Если вы отправитесь со мной.

Кса’вен был склонен согласиться, но не терял осторожности. Он опустил черный как сгоревшие угли подбородок на перчатки.

— Это был тяжелый путь, — сказал он. — Время от времени, посреди космической ночи, у меня возникало желание попросить совета. Ты знаешь, старым способом, который нас приучили забыть. Я никогда не поступал так, ведь мы давно перестали верить в богов и чудовищ. Возможно, нам не стоило так быстро забывать их.

Есугэй кивнул.

— И те и другие реальны.

— Я спрашиваю себя: на что я рассчитывал, собираясь молить о таком наставлении? Был бы мне явлен какой-то знак? Наткнулся бы я на след Вулкана?

Хенрикос раздраженно покачал головой.

— Глупость.

— Но теперь кое-что произошло. Ты попался нам на пути, хотя знаешь меньше нашего. Как относиться к этому? Было ли это предопределено?

— Я не верю в судьбу, — сказал Есугэй.

— Тогда удача.

— Еще меньше.

Кса’вен поднял черную бровь.

— Тогда во что ты веришь?

— В Хана, — ответил Есугэй, также решительно и твердо, как ранее Саламандр. — Помоги мне найти его. Кое-что еще можно спасти.

Хенрикос пренебрежительно фыркнул, но Кса’вен больше не обращал на него внимания. Его черная голова медленно кивнула, хотя задумчивый взгляд не отрывался от Белого Шрама.

— Увидим, — сказал сын Вулкана. — Увидим.

Хан поднялся со своего трона, и стража отступила, пропуская его. Он медленно подошел к краю командной платформы, под которой раскинулись ярусы мостика.

За бронестеклом наблюдательного купола сверкали звезды галактики — неизменное полотно бесконечного космоса. Хан почувствовал, как внутри пробудилось знакомое желание: направиться в неизведанное, скитаться по пустоте, как он поступал на равнинах родины, никому не обязанный, свободный как охотничьи птицы, парящие высоко в небе.

«И все же, даже беркуты приручены, — подумал он. — В конце концов они возвращаются на зов колокольчиков хозяина».

Его штаб молчал. Они оставались безмолвными, пока весь флот Белых Шрамов мчался прочь от Чондакса, оставив позади, как плохое воспоминание, Альфа-Легион. Преследования не было. Даже если бы его организовали, Хан сомневался, что у врага есть хоть что-то достаточно быстрое, чтобы догнать его корабли.

Тем не менее он чувствовал, что экипажу не дают покоя вопросы. Цинь Са хотел вернуться и закончить то, что было начато, взять на абордаж корабли Альфа-Легиона и потребовать ответы.

Это было заманчивое предложение. Возможно, на борту одного из кораблей был Альфарий. Хан мрачно улыбнулся. Было бы приятно бросить на колени этого обманщика и сорвать с его лица шлем.

Но это было бы ошибкой. У Альфа-Легиона были свои слабости, но они не были глупцами. Он ничего не узнает от них, если только они сами не захотят сказать, а в таком случае это было бы бесполезно.

Примарх скрестил руки на груди и пристально посмотрел на звезды, как когда-то долгой холодной ночью на Алтаке. Первое, что он помнил, были звезды. У него все еще сохранялись обрывочные воспоминания о приглушенных голосах, — не чогорийских голосах — скользящих вокруг капсулы, в которой он спал. Он видел сны о шепотах во тьме, об ощущении внезапной и невероятной скорости, о калейдоскопе из темных звезд и жемчужно-белых небес, о чувстве, будто его на миг подвесили над бесконечной, воющей бездной, в то время как ненасытные глаза рассматривали его одновременно со страхом и алчностью.