Нойон-хан натянуто улыбнулся.

— Я принадлежу только своей орде и Легиону.

— Они хорошо организованы, — продолжил Шибан. — Они долгое время строили планы. Когда Каган вернется, то обнаружит, что Легион готов ответить на призыв магистра войны.

— Откуда ты это знаешь?

— Они приняли меня в свои ряды. Сейчас они действуют быстро, зная, что время выходит.

— Значит, они допустили ошибку, посвятив тебя в свои тайны.

Шибан замолчал.

— Возможно и так.

Джемулан нетерпеливо махнул рукой.

— Выдумки.

Он подошел к иллюминаторам. Вдалеке он увидел огромный силуэт «Бури мечей», едва различимый на черном фоне возмущенной атмосферы Просперо.

— Думаешь, я бы не знал, если бы это было правдой?

— Они были осторожными.

— Не совсем, — нойон-хан повернулся и посмотрел на Шибана. — Не с тобой.

— Все приготовления выполнены. Они считают, что сейчас их ничто не остановит.

— Тем более стоит быть осторожными.

Джемулан покачал головой.

— Легион — рассадник слухов и тайных сговоров. Как-то я слышал сплетню об истреблении терранских кандидатов для того, чтобы сделать Легион исключительно чогорийским. Многие мои офицеры поверили в нее настолько, что пришли ко мне поделиться своими опасениями. Это был абсурд, как и твой рассказ.

— Я присутствовал на собрании, лорд, и видел, что они делали.

— Дай угадаю. Сидели сложа руки, говорили о революции, жаловались на бездеятельность командиров, мечтали о новых боях. Воины занимаются этим, как только получают мечи.

Джемулан повернулся к Шибану.

— Сейчас сложное время. Мы многого не понимаем. Твоя нетерпеливость понятна, но ты должен верить в Кагана. Он прибыл сюда не просто так. Он примет верное решение.

— Я не сомневаюсь в нем, — сказал Шибан. — Дело в Легионе. Он болен.

Джемулан поднял брови.

— Болен? Немного напыщенно сказано, не считаешь?

— Вы не станете проводить расследование?

Лицо нойон-хана оставалось непроницаемым.

— Нет, не стану. Флот в боевой готовности. Каган скоро вернется, и я должен быть готов выполнить приказы. Хан, сейчас неподходящее время. Возвращайся на свой корабль. Подготовь своих воинов. Неопределенности и так хватает, чтобы добавлять новую.

Шибан колебался. Тон Джемулана не терпел возражений, и приученный годами тренировок воин был склонен подчиниться.

— По крайней мере, возьмите это, — сказал он, вручив нойон-хану найденный на Фемусе IV медальон.

Джемулан взял его, повертев на свету.

— Что это?

— Знак. Пожалуйста, если вы не собираетесь ничего делать, то хотя бы сохраните его.

Джемулан пристально посмотрел на Шибана. Нойон-хан не привык, чтобы к нему обращались с просьбой. На секунду Шибан подумал, что он швырнет медальон обратно, но не сходил с места. В конце концов, Джемулан сжал в кулаке кусок серебра.

— Тебе пора уходить, хан, — холодно сказал он. — Я выслушал достаточно.

Шибан поклонился.

— Благодарю за…

Джемулан уже повернулся спиной.

Джучи ждал снаружи.

— Что он сказал?

Шибан не остановился, и они направились к отсекам шаттлов.

— Он не увидел проблемы.

— Я в этом не сомневался.

Шибан промолчал. Надежда была слабой — Джемулан не обладал репутацией Хасика. Он не был в Легионе с самого начала, не был так же близок к Кагану. Возможно, надежды на этот разговор с самого начала были завышенными.

— И что теперь? Нам ждать возвращения Кагана?

Шибан покачал головой.

— Нет. Мы не дети.

Он остановился.

— Мы ждем ходов других и реагируем на них. С каких пор мы стали так поступать? Этим необходимо воспользоваться.

— Что ты замыслил?

— «Буря мечей», — решительно заявил Шибан. — Находясь на борту «Калджиана», мы не можем ни на что влиять.

— Хасик уже там.

— Значит, нам тоже нужно быть там.

— Это означает неподчинение приказам.

— Именно.

Джучи улыбнулся.

— Я так и знал.

— Мы соберем братство. Всех Шрамов. По крайней мере, они выступят против этого безумия.

— Как далеко это зайдет, хан?

— Ты имеешь в виду, на что я готов, чтобы остановить происходящее?

Шибан вспомнил о своей глефе гуань дао — той, что вручил ему Хасик на Вознесении. Она безмолвно висела в его каюте и ждала. Очень скоро оружие снова окажется в его руках.

Хан вспомнил о последней битве на Чондаксе, когда увидел, с каким самообладанием и безупречностью сражается Хан, словно само искусство боя обрело физическую форму. Тогда Шибан решил, что ничто и никогда не сможет сравниться с увиденным ни в воображении, ни в реальности.