— Vel'bol? [38]

Ничего не ответив, колдун вышиб с ноги дверь и ворвался в комнату. Лорешинад тут же метнулся за ним. Увиденная картина была бы вполне обычной, но… На раскладушке сидел совершенно ошалевший и счастливый Павел, его целовала обнаженная черноволосая девчонка. Она глянула на «группу захвата» дикими глазами из-под длинной чёлки, и рявкнула так, что оба невольно отшатнулись:

— ПРОЧЬ! МОЙ!

— Пошла на…, Самара [39] …! — пылающий кулак Грима без всякого почтения врезался в девичье лицо.

Существо кувыркнулось, обернулось волосами, с обиженным визгом впечаталось в стену. На пол сползла уже знакомая обитателям замка собака. Зверь затравленно огляделся и сиганул прямо в окно, вынеся его вместе с рамой наружу. Через комнату пронёсся ледяной осенний ветер, качнул доски, оставшиеся от двери. На пол хлынул поток дождя вместе с парой жухлых листьев.

— Вот же… суккубака, — выдал Грим. — Что с мелким?

— Шивой, — сообщил эльф. — Но ис-зменяетс-ся…

Прямо на глазах довольное лицо юноши превращалось в лицо старика. Он сполз на пол. Ссохшиеся старческие губы хрипло шептали:

Зоопарк не сразу понял, что сознание вернулось: так хорошо ему было. Тепло мягкой кровати, тонкий шёпот капелек дождя по листьям где-то над головой. Он даже понял, что далеко, выше листвы, должна быть бесконечно красивая радуга. Ничего не болело, ничего не хотелось. Лишь лежать и слушать тонкие песни летнего спокойного леса, тихую музыку древних деревьев. Усталость мира отступала перед его пробуждением, перед его новым состоянием, его новой жизнью. Парень решился открыть глаза…

Мягкий запах хвои креп под моросью летнего дождя. Перед глазами — лёгкая крыша из ветвей, сплетающихся в странном непреодолимом желании. Не пропуская капель, они цедили свежесть ровно так, как нужно для счастья. Положение не позволяло разглядеть всё вокруг, и он привстал на локтях.

Его ложе стояло в шатре, в своеобразной пристройке к дому. Стенами и крышей его комнаты служили ветви, соединённые пульсирующим, жгучим танцем невозможности быть единым целым.

«Откуда у меня такие мысли?..»

Часть дома, которую он видел, будто дышала, впитывая начавшийся дождь. Брёвна светились уютом и силой хозяев.

«У серых дом был бездушный, мёртвый. А этот…»

Словно не сложен из мёртвых деревьев, а вырос сам, укутал хозяев собой. Через несколько десятков лет и эта пристройка вырастет в полноценную комнату.

По листве за пределами стен послышались лёгкие, словно детские, шаги. Неуловимым движением раздвинув ветви шатра, внутрь впорхнул молодой элегантный парень, напомнивший танцора балета. Театральным движением раскинул руки в жесте радости и надел «голливудскую» улыбку.

«Издевается! Сейчас скажет: «Наконец-то ты проснулся!» Точно гомик!»

— Наконец-то ты проснулся! — плавным движением парень опустился на кровать рядом с ним, небрежно положил руку на щиколотку и чуть пригнул голову в стиле «доверительный разговор». — Мы волновались. Думали, не выживешь.

— Так я жив? — спросил он.

Ощущения были подозрительно положительными. Боли не ощущалось, только свежесть в теле, как весной… Напрягал только недо-парень.

— Конечно! — просиял тот. — Мы просто вытащили стрелу. Ты спал, и всё зажило. Вы, серые, быстро лечитесь: поспал, и готово.

— Фиол-л-летовые й-ёжики! — всерьёз обрадовался Зоопарк. — А я приготовился исповедоваться.

— Что делать? — не понял парень.

— Коньки отбросить, — судя по театральной улыбке, парень опять не понял. — Умирать собрался, — пожал плечами «серый».

Раненая рука вела себя точно так же, как здоровая, не причиняя неудобств.

— Тебе ещё рано умирать… Ты так молод, силён. Не огорчай своих друзей ранней смертью. У тебя есть друзья? — это слово далось парню легко, но у Зоопарка выбило приступ паники.