Шрифт:
Нет ничего удивительного в том, что были попытки объяснить исключительный успех такой посредственности, как Гитлер, тем, что он стал инструментом сверхъестественных, едва ли не магических сил, тем более что фюрер сам подпитывал эти предположения высказываниями о сходивших на него «трансцендентальных» озарениях. Если забыть о потрясениях той эпохи, широком распространении националистических и радикальных антисемитских воззрений, а также о несомненном ораторском даре Гитлера, стремительный взлет «маленького капрала» может и в самом деле показаться невероятным. Особенно усиливает это впечатление ознакомление с отзывами о нем современников. Вот как описывает его некий мюнхенский «специалист» по расовым вопросам:
«Лицо и голова без признаков породы. Лоб низкий, скошенный, нос некрасивый, широкие скулы, маленькие глаза, волосы темные. Жесткие усики по ширине носа придают лицу нечто крайне вызывающее. Выражение, свойственное человеку, не вполне владеющему собой, возможно буйно помешанному».
С другой стороны, основатель Черного фронта Отто Штрассер, расставшийся с Гитлером в 1930 году, отмечал его выдающиеся ораторские способности, основанные, по его мнению, на редкой интуиции и умении чувствовать аудиторию. Наконец, приведем свидетельство Германа Раушнинга:
«Бесспорно, внешность Гитлера не способствует усилению его способности к обольщению. Скошенный безобразный лоб. Прядь волос, вечно падающая на глаза. Маленький рост, непропорциональное сложение, неуклюжесть, плоские и слишком большие ступни, уродливый нос, невыразительный рот и усишки над губой придают ему скорее отталкивающий вид. В нем ничего привлекательного, кроме, может быть, рук – красивых и выразительных. И этот человек с насупленным, сморщенным и асимметричным лицом претендует на роль диктатора? Ему явно не хватает гармонии, обязательной для лидера. Но главным образом ему не хватает мужественности».
Эти цитаты позволяют нам хотя бы приблизительно представить себе, как выглядел 30-летний Гитлер по возвращении в Мюнхен, после излечения в госпитале Пазевалька и проездом через Берлин. Он был всего лишь одним из тысяч солдат, возмущенных картинами грызни немцев между собой, правительствами-однодневками, общей смутой и изголодавшимся народом. Да разве за это они воевали? Ради этого погибло столько товарищей? И теперь они стали никому не нужны. Тот, у кого была крыша над головой и еда, мог считать себя счастливчиком… Только в армии нашел прибежище Гитлер, гораздо больше похожий тогда на бродячего пса, мечтающего о хозяине, чем на будущего диктатора.
21 ноября 1918 года он был зачислен в 7-ю роту 1-го резервного батальона 2-го баварского пехотного полка, расквартированного в Луизеншуле. Здесь Гитлер встретился со многими бывшими однополчанами. Казармы в то время подчинялись солдатским советам, делившим власть с офицерами.
Главной задачей дня было выживание. В Мюнхене тогда заправлял Курт Эйснер, избранный рабочими и солдатскими советами. Ни он, ни его коллеги не были ни баварцами, ни опытными политиками. Представления, концерты и парады, которые они организовывали под лозунгом «Империя красоты и разума», вызывали лишь недоумение, насмешку и презрение.
Должно быть, Гитлер только обрадовался, когда в декабре 1918 года его вместе с 15 спутниками (в том числе Эрнстом Шмидтом) отправили в Траунштейн, на Зальцбургской дороге, для охраны военнопленных разных национальностей и гражданских лиц. Вскоре лагерь был неожиданно распущен, и в конце январе или начале февраля (а не в марте, как он пишет в «Майн Кампф») он вернулся в Мюнхен. 12 февраля его перевели во 2-ю демобилизационную роту; ее солдат использовали для несения охраны и для самых разнообразных работ, например Гитлер и Шмидт сортировали противогазы. Его избрали «доверенным лицом» батальона, а через два дня после создания советской республики он стал «резервным советником» и в этом качестве присутствовал на заседаниях, в ходе которых обсуждались плюсы и минусы парламента, народного совета и организационные вопросы.
Таким образом, Гитлер был в Мюнхене во время убийства Эйснера, назначения, а затем и бегства Гоффманна, «царствования» Эрнста Никиша, поэтов Эрнста Толлера и Эриха Мюзама (мечтавшего превратить мир в «цветущую прерию») и, наконец, Левина. На политической сцене бушевали произвольные аресты, убийства и всеобщая смута. Впоследствии он напишет в «Майн Кампф» о «советской диктатуре или, лучше сказать, временной диктатуре евреев, чего зачинщики революции добивались как своей конечной цели во всей Германии».
Тот факт, что Карл Либкнехт, Роза Люксембург, Эйснер, Толлер, Мюзам, Левин и Бела Кун были евреями, только укрепило его предрассудки. Тем не менее Гитлер, как и все, кто оставался в казармах, носил на рукаве красную повязку, поскольку городской гарнизон влился в Красную армию. Нам неизвестно, как он повел себя в этих обстоятельствах. Солидаризировался с социал-демократами или осторожничал, выжидая, кто победит? Говорили, Гитлер якобы помешал товарищам по казарме присоединиться к революционерам во время путча, организованного в конце апреля верными Гоффманну частями, и сохранил нейтралитет.