Не будем лицемерами и ханжами. Советские спецслужбы довольно часто и успешно использовали женщин на оперативной работе, причём это не всегда согласовывалось с принципами коммунистической морали, да и вообще морали. В этом они нисколько не отличались от своих западных коллег. Разведка—не то поле деятельности, на котором оттачиваются и совершенствуются принципы общественной морали. Скорее наоборот: шпиону эти принципы мешают.

Нелегал Д. Быстролётов шёл на головокружительные комбинации по подставе своей собственной жены нужным источникам информации — правда, с её собственного согласия. Она вступила в фиктивный брак с итальянским разведчиком, но отношения в постели с фиктивным мужем были вполне настоящие. Быстро-лётовы сознательно пошли на эту страшную жертву «во имя светлых идеалов за торжество идей коммунизма». Сейчас это звучит дико, но в 1930-х годах такие жертвы руководством советской разведки принимались и даже поощрялись. Правда, они не проходили бесследно. Для того же Быстролётова дело кончилось весьма и весьма печально: итальянец «застукал» нелегала с женой в своей спальне, когда тот «освобождал» его сейф от секретов. Итальянца пришлось убирать, и разведчикам удалось замести следы своей неблаговидной деятельности. Но результаты операции оказались разрушающими для самих Быстролётовых: жена ушла и из семьи, и из разведки.

За необоснованную и неоднократную смену любовников руководство объявило М. замечание.

Поскольку шпионское ремесло—в основном удел мужчин, то попробуем посмотреть на женщин как на объект их оперативных устремлений. Главный постулат, или аксиома, выведенная чисто эмпирически, гласит, что в разведке неизвестны случаи вербовок женщин мужчинами, минуя постель. Чисто теоретически можно представить себе идеологический оазис, в который попадает разведчик и женщина и в котором ему, вероятно, будет хватать идеологических аргументов для того, чтобы склонить женщину к сотрудничеству. Но даже идеологическая близость вряд ли помешает их интимной близости.

Ну а на практике мне известен совершенно достоверный пример того, как наш оперработник (кстати, представитель одной из трёх Закавказских республик) на «морально-психологической» основе привлёк к сотрудничеству одну незамужнюю женщину, сотрудницу посольства одной из стран НАТО. Эта агентесса категорически отказывалась работать с другими оперработниками, и нашему вербовщику приходилось постоянно «мотаться» по командировкам в те страны, которые по случайному совпадению являлись страной пребывания дипломата в юбке. Излишне упоминать о том, что информационная отдача агентессы достигала своего наивысшего пика, когда завербовавший её сотрудник оказывался с ней рядом.

Целесообразно поставить вопрос о её переводе в ранг агента, поскольку доверительные отношения с ней де-факто переросли в интимные.

А если разведчик не может или не хочет «перейти Рубикон», то разработка женщины превращается в сплошные «рыдания». У женщины, какой бы дурнушкой она ни была, первый вопрос, который возникает при подходе оперативного работника, сводится, как правило, к одному: «Чего он от меня хочет?» Поскольку тот сразу не может сказать, что его интересуют не глазки, не ножки и не другие её прелести, а то, что лежит у неё в служебном сейфе, и вынужден на первых порах заниматься непонятной для неё «тягомотиной», или, как говорят англичане, «бить палкой по ближайшим кустам», то у неё однозначно возникает подозрение, что «я ему нравлюсь». Разная направленность интересов и ожиданий заканчивается, как правило, плачевно.

Это всё теория, скажет нетерпеливый читатель. Где же конкретные примеры? Ну хорошо, вот один из них.

По заданию Центра я должен был встретиться с женщиной-агентом, прибывшей в Копенгаген из другой страны. Я тщательно проверился в городе и в назначенное время вышел на явку. Место встречи находилось у витрины небольшого магазинчика, и я, выбрав более-менее удобную позицию для наблюдения, стал дожидаться появления агентессы. Время было воскресное, магазин закрыт, улица, застроенная небольшими коттеджами, пустынна, — в общем, чувствовал я себя не самым лучшим образом.

У него была выгодная позиция наблюдать за мной: нос неправильной формы с увеличенными ноздрями, глаза навыкате. Другие черты не выделялись.

И вот вижу, как из-за угла появляется средних лет женщина. Она бодрой походкой приближается к пресловутому магазинчику, и я, как гончая на тяге, делаю стойку. Но что это такое? Вместо того чтобы остановиться перед витриной и полюбоваться на выставленные там скобяные товары, женщина проходит мимо. Вот она уже оставила позади себя магазин, следующий за ним дом и скоро скроется за поворотом.

Что делать? У меня нет сомнений, что это она, но почему же она не соблюдает условия явки?

Опознавательный признак: оперработник — на руках перчатки, третью перчатку несёт в одной из двух рук.

Я срываюсь с места, догоняю её, и тихим голосом, чтобы не напугать, говорю, проникновенно глядя ей в глаза, что-то вроде:

— Мадам, извините, не продаёте ли вы славянский шкаф?

«Мадам», как ни странно, сообщает мне отзыв. Удача! Я всё-таки не ошибся!

— А почему вы не остановились перед витриной?

— Разве? Ах, извините, я не придала этому значения.

— Больше так, пожалуйста, не делайте. Давайте пройдём вон в ту рощицу и поговорим.

Поздоровались. Отметив прекрасную погоду, он хотел было отправиться в гостиницу, но оперработник предложил более интересное место за углом.

В рощице нам пришлось изображать умеренно влюблённую парочку, чтобы не привлекать внимания редких, а потому внимательных к нам прохожих.