— Пусти! — Маран остановился перед ним, закусив губу.

— Не пущу! Куда ты поедешь? Кого ты предупредишь?

— Там сотни тысяч человек!

— Вот именно. Кого ты собираешься ловить и убеждать? Которого из этих сотен тысяч? — Дан говорил уже спокойнее, он видел, что Маран призадумался.

— Мы не успеем, Маран, — поддержал Дана Мит, а Поэт добавил… весьма рассудительно, что делало ему честь:

— Он ведь сказал полтора часа, а до Вагры не меньше двух, как не гони.

— Значит, по-вашему, мы должны сидеть и ждать… — зло начал Маран, вдруг осекся, помолчал минуту, затем проговорил скороговоркой, обращаясь скорее к себе, нежели к другим, — надо думать, потом делать, — и неожиданно спокойно объявил: — Пять минут на размышление.

И сам же подал пример, вернувшись в комнату и сев.

Дан лихорадочно пытался что-нибудь придумать, но голова была совершенно пуста, такое ощущение, что мысли перекатывались в ней круглые и гладкие, как шарики — ни за одну не зацепишься, он только бездумно следил за стрелкой настенных часов, стремительно, как ему казалось, обегавшей круг за кругом. Маран на часы не смотрел, но когда стрелка добежала до конца пятого круга, он поднял голову и осведомился:

— Ну?

Дан только покачал головой.

Мит промолчал.

Поэт спросил:

— Как ты думаешь, они знают про облако? Ну эти, руководящие подонки.

— А что?

— Может, не знают? Тогда имеет смысл вступить с ними в переговоры. Они могут испугаться скандала и что-нибудь предпринять.

Маран на минуту задумался.

— Нет, Поэт. Они знают про облако. Очень уж красноречиво, что взрыв произвели при ветре, дующем в направлении Дернии.

— А если это случайность?

— Не думаю. Да это и не суть важно. Во-первых, такие вопросы решаются как минимум на уровне Правления, а скорее, самим Лайвой. Во-вторых, Лайва в любом случае предпочтет не поднимать шума.

— А как он объяснит то, что произойдет?

— Мало ли. Эпидемией. Стихийным бедствием. Да как угодно. Наконец, в третьих. Даже если мне или кому-либо другому удастся пробиться к Лайве, и он — возьмем такой гипотетический вариант — захочет вмешаться, пока он раскачается, время будет безвозвратно упущено. Нет, я думаю, существует единственная возможность воздействовать на ход событий. — Он встал. — Мит, я просил тебя собрать информацию о визор-центре. Ты что-нибудь выяснил?

— Не все. Я не успел. Мы ведь не рассчитывали…

— И все-таки?

— Четыре охранника в холле, один из них дежурит у кнопки тревоги. Два на главном пульте, два в студии центрального вещания. Это те, кто вооружен. Ну и масса народу, которая постоянно толчется в центре.

— Эти временно не в счет. Четыре, два, два. Пустяки.

— Что значит «временно»? — не понял Поэт.

— На входе.

— То есть?

— О Создатель! Некогда. Мит, давай, звони.

— Кому?

— Кого найдешь. Кто пойдет.

Пока Мит торопливо нажимал на клавиши, Маран отпер ящик стола и достал из него два пистолета, один бросил Миту, другой подержал, потом положил перед собой на стол и устало потер виски. Дан удивился его колебаниям. На Перицене-то он носил оружие… правда, охотничье…

— А мне? — спросил Поэт.

— Ты идешь?

— А что, я неполноценный?

— Наоборот. Именно поэтому я не хотел бы… Ну да ты все равно пойдешь. Держи. — Он с явным облегчением протянул пистолет Поэту. — Дан, а ты?

— Что я?

— Ты все понял? Войти нам поможет внезапность, добраться до вещания, я думаю, мы сумеем. Надеюсь, успеем и выйти в эфир. Но вот выбраться… Не обещаю. Идешь?

— Маран! В конце концов, я могу оскорбиться!

— Извини. Что там, Мит?

— Навер и Науро. Попытаюсь еще поймать Венту.

— Не надо. Хватит. Пошли.

На лестнице Поэт вдруг сказал:

— Погодите. А почему визор? До фонора наверняка легче добраться.

— Но фонор это голос, а визор — лицо и глаза, — возразил Маран. — Голосу можно не поверить, но лицо…

— Чье лицо?

— Твое.

Поэт с сомнением притронулся к своей распухшей щеке.

— В подобном виде?

— Тогда мое.

— Хочешь раскрыться? А риск?

— В такой ситуации ты говоришь о риске? — Маран коротко рассмеялся, и смех этот странным образом успокоил Дана.

Все получится, произнес он мысленно, все получится.

Громадный куб визор-центра торчал в середине обширного пустыря на южной окраине Бакны, словно игрушечный кубик, потерянный ребенком великана. Тонкая, похожая на прутик башня еле просматривалась в уже сгустившейся темноте. Десятки окон на плоскостях куба были ярко освещены. Мобиль, провизжав тормозами, резко остановился у погруженного во тьму заброшенного домика на краю пустыря. От стены домика отделились две темные фигуры.