— Вполне вероятно. Улле собирает все, что попадается ему на пути. Так что я не удивлюсь, если это он забрал вещи Эльвандеров.

— Вопрос, что он с ними потом сделал.

— Хочешь сказать, что Улле способен расстаться со своим хламом?

Эрика расхохоталась:

— Нет. Скорее всего, они все еще у него. Может, поедем с ним поговорим?

Она поднялась было со стула, но Йоста жестом остановил ее:

— Спокойствие. Если вещи пролежали там тридцать лет, то за один день ничего с ними не случится. А детей брать с собой в такое место не стоит. Я ему потом позвоню, и мы съездим, когда тебе будет с кем оставить малышей.

Эрика понимала, что он прав, но все равно не могла унять нетерпение.

— Как она? — спросил вдруг Флюгаре.

Писательница не сразу поняла, кого он имеет в виду.

— Эбба? — переспросила она. — Неважно. Она измотана. По-моему, она рада, что уехала с острова.

— И от Мортена…

— Да, мне кажется, в твоих словах есть доля правды. На острове они только действуют друг другу на нервы. Кстати, Эбба заинтересовалась историей своих предков. Я хочу показать ей то, что обнаружила. Думаю сделать это сегодня вечером, когда дети заснут.

Наверняка ей будет интересно. У ее семьи, мягко говоря, сложная история.

— Да… — протянула Эрика, отпивая холодный кофе, скорчила гримаску и продолжила: — Кстати, я говорила с Шелем из «Богуслэннинген». Он рассказал мне о прошлом Йона Хольма. В том числе о семейной трагедии, которая сделала его нацистом.

Потом она рассказала и о записке, которую украла из дома политика.

— «Гимле»? — удивился Йоста, услышав незнакомое слово. — Понятия не имею, что это значит. Но вряд ли это имеет отношение к Вале.

— Нет, но ее пропажа могла заставить его нанять кого-то, кто влез в наш дом, пока нас не было.

У вас в доме кто-то был? — заволновался старик. — И что говорит Патрик?

Эрика промолчала.

— Ты ничего ему не сказала? — уставился на нее Йоста. — Почему ты думаешь, что за этим стоит Йон?

— Это только моя теория. Впрочем, ничего страшного не случилось. Просто кто-то вошел в дом через заднюю дверь, попытался залезть в мой компьютер и просмотрел мои документы. Но ничего не пропало. И жесткий диск цел.

— Патрик с ума сойдет, если узнает. А если узнает, что я в был в курсе и ничего не сказал, он меня просто убьет.

Женщина вздохнула:

— Я расскажу ему. Самое главное — это то, что в моем кабинете есть нечто, что кто-то считает очень важным. Таким важным, что готов ради этого влезть ко мне в дом. И я не удивлюсь, если это будет записка Йона.

— Не думаю, что он на это способен. Он не пошел бы на такой риск, ведь это преступление — вторгаться в чужое жилье. К тому же в этом доме живет семья полицейского.

— Видимо, он считал, что это стоит того. Но я отдала записку Шелю, чтобы он разобрался в том, что означает ее содержание.

— Хорошо. Но все равно расскажи об этом Патрику. Иначе мне плохо придется.

— Расскажу, — устало согласилась Эрика.

Меньше всего ей хотелось рассказать это мужу, но делать было нечего.

Йоста покачал головой.

— Интересно, что Патрику с Паулой удастся разузнать в Гётеборге.

— И будем надеяться, что нам удастся что-то узнать у старьевщика Улле, — сказала его гостья, обрадованная сменой темы.

— Да, будем надеяться.

— Очень маловероятно, что вашу мать выпишут из больницы в ближайшем будущем, — сообщил Лауре доктор Янссон, седовласый мужчина с бородой, похожий на Деда Мороза.

У Лауры вырвался вздох облегчения. Жизнь наконец начала налаживаться. У нее появились работа и новый дом. У нее была крохотная комната в доме тетушки Бергстрем в Галэрбакен, ее собственная комната, и там было чисто и красиво, как в кукольном домике, который стоял на почетном месте, на комоде. Без Дагмар девушке жилось намного лучше. Три года мать держали в больнице Святого Йоргена в Гётеборге, и Лаура была счастлива, что ей не нужно больше бояться.

— Что у нее за болезнь? — спросила она, делая вид, что ей не все равно.

Лаура была, как всегда, аккуратно одета и сидела с сумочкой на коленях, элегантно поджав ноги. В свои шестнадцать она чувствовала себя старухой.

— Сложно поставить диагноз, но, скорее всего, она страдает от того, что мы называем «слабые нервы». К сожалению, лечение не дало никакого результата. Она продолжает верить в свои фантазии о Германе Геринге. Слабонервные люди часто выдумывают истории о людях, о которых они прочитали в газетах.