Семеник Дмитрий Геннадьевич
Шрифт:
— Выделять отдельно мужские и женские качества с позиции веры, наверное, нельзя, потому что в этом отношении Христос есть тот абсолютный идеал, который не имеет половой окраски или деления на мужскую и женскую составляющие. Известны поразительные подвиги не только верующих мужчин, но и верующих женщин, которые совершали столь трудные и глубокие по своей сути деяния, что могут служить прекрасным примером для всех мужчин, менее совершенных в своей вере.
Ярким образцом этого является Ксения Петербургская, блаженная, которая, как мы знаем, носила мужской костюм, и называла себя Андреем Феодоровичем, по имени своего мужа, умершего певчего церковного хора. Ночами Ксения носила камни в предел церкви, которая строилась на Смоленском кладбище, и в этом пределе до сих пор все почитают стену, сложенную ее руками, а после, закончив эту работу, выходила в поле, где часто ее видели молящейся за всех людей, которые ее окружали. Все это Ксения Петербуржская совершала одна, ночью, и в непогоду, и в зимнюю стужу. По силам ли это женщине?
Дух Святой, приходя к тем, кто его зовет, помогает совершать и мужчинам и женщинам столь поразительные вещи, что иначе как Божиим промыслом их и не назвать. И по сию пору матушка Ксения помогает стольким людям, приходящим к ней, что даже неловко подумать считать ее слабее кого-либо из святых — мужчин. Потому что не знаем мы, кто из них сильнее, знаем только, что все они молятся перед Господом и помогают нам, поскольку по молитвам их Господь милует нас.
— Андрей Николаевич, как воспитать в себе названные вами мужские качества или развить их в себе тем мужчинам, кто ощущает себя недостаточно мужественным?
— На этот счет у меня есть одна просто замечательная история. Как-то раз пишет мне мальчик. И пишет он приблизительно следующее: «Вот, Андрей Николаевич, знаете, я тот самый человек, над которым вы постоянно смеетесь, когда рассказываете что-нибудь о том, как омерзительно быть слабым. Да, я — тот самый тщедушный, «забавный карапуз». У меня действительно тоненькая шейка, у меня действительно оттопыренные уши, у меня очки с толстыми стеклами. И таким я был всегда. Я очень маленький и худой. Надо мной все издевались сначала в садике, а потом в школе. Я, как бы, знаете, даже привык к этому. Я даже не представляю себе какой-то другой жизни. Я свыкся с тем, что я такой, даже перестал обращать на это внимание. Потому что человек привыкает ко всему. Я привык к постоянному унижению.
Я много читаю, ну, наверное, потому, что мне больше и заниматься-то нечем. Мне некуда реализовываться, потому что я слишком смехотворен для всего, что меня окружает. И поэтому я много читаю, реально много. И вот однажды, в книжном магазине я подошел к одной из полок и вдруг увидел какую-то странную книжку среди спортивной литературы. Из-за своей слабости я даже и не интересовался никогда никаким спортом и единоборствами, но та книжка меня поразила. Показалась она мне чем-то очень броской, я не смог пройти мимо. Я открыл ее на первой странице, начал читать и долго не мог сдвинуться с места. Я ее купил. Я стал ее читать, а потом перечитывать. Это была ваша книга.
Я ее читал-читал, читал-читал, читал-читал, и вдруг понял, что ТАК жить, как живу я, дальше невозможно. Я вдруг понял, что трусом жить нельзя, что это омерзительно, это противоестественно! Ну и, собственно говоря, на этом я и остановился. Ну а что мне было делать дальше? Я понял, что жить так дальше нельзя, а что мне делать с этим знанием — не знал.
И вот однажды я иду по своему двору домой и вижу такую страшную картину: трое каких-то пьяных подростков жестоко избивают лежащего на земле пожилого человека. И мне стало так страшно, что я втянул голову в плечи и постарался быстренько-быстренько их оббежать, чтобы мне от этих хулиганов не влетело. Бегу я потихонечку к своему парадному, и вдруг спрашиваю себя: «А куда же ты бежишь?! Ты сейчас придешь домой, откроешь дверь, возьмешь книгу, и она тебе руки сожжет. Она тебе руки сожжет!» И мне стало еще страшнее, когда я на ходу развернулся, даже особенно не понимая, что делаю, подбежал к этим ребятам и ударил одного. И, видимо, настолько они не ожидали происходящего, что он возьми, да и упади. Их было трое, тех, кто пинал ногами этого деда. Один упал, а двое остались и эти двое повернулись ко мне. Я решил: ну вот, собственно, и все…
Но, поразительным образом, двое стоящих у соседнего парадного мужиков, которые курили и которые не вмешивались в драку, потому что это было не их дело, увидев, как какой-то тщедушный подросток кинулся спасать избиваемого человека, бросились мне на помощь. Хулиганы просто убежали. Избиваемый оказался выпившим мужиком за пятьдесят, у которого напавшие на него подонки забрали мобильник и какие-то деньги. При этом в результате избиения они серьезно искалечили ему лицо. Получается, что я спас человека».
Возникает вопрос: что было основой для этого мужества, кроме того, что человек совершенно ясно понял, что дальше быть слабым ему нельзя? Какой возраст должен быть у человека, чтобы он это понял? Какие ограничения должны быть у человека, которые помешали бы ему понять, что жить слизняком — это омерзительно?
Мы не зависим ни от чего, кроме того, что происходит в нашем сердце. Вот и остается только принять решение, а потом не отступать от него, чем бы мы за это не заплатили. И чем выше оказывается цена, тем, видимо, оправданнее то решение, которое мы приняли. Потому что дешевые вещи продаются только на китайских рынках. А я не слишком богат, чтобы покупать дешевые вещи.
Поэтому единственное, о чем бы я мечтал, так это о том, чтобы в моей стране мужчины вдруг поняли, кто они, осознали, зачем они здесь и сейчас, вот в этом месте. И что они могут сделать для себя и своего народа. Я не про то, чтобы купить себе новую машину или погладить свои брюки.
Я про то, что придя голыми в этот мир, мы голыми и уйдем из него, не захватив с собой ничего. Но при этом вся наша жизнь — это огромный экзамен, который кто-то сдает, а кто-то нет. Я мечтаю, чтобы мы все его сдали, чтобы на Страшном суде у каждого было хоть что-то, что можно было бы предъявить в свою защиту, чтобы оправдаться за то, что ты делал на земле все отпущенные тебе годы. И дай Бог, чтобы ангелы вспомнили, скольким людям ты помог, протянул руку, от скольких мерзостей ты отказался, в силу неприятия последних.