– Кто-то очень серьезно думает, что наша служба каким-то боком причастна к трагедии с подлодкой. На мой взгляд, эта версия столь же абсурдна, сколь и гипотеза о дельфинах. А что вы скажете об этом, товарищ полковник?

Настало решающее мгновение. Дзержинец ответил не сразу, но и не затягивал паузу, чтобы у начальника не возникло никаких подозрений. Его ответ прозвучал веско и убедительно:

– Это измышления людей, отчаявшихся найти настоящую причину людей из разведки, не более того.

– Если дело обстоит так, то наша задача доказать это. И как можно скорее! Вы меня поняли, полковник?

– Я понял вас, товарищ генерал-лейтенант. Мои люди работают над этим.

– Что-то пока не видно результатов.

– Дело очень сложное, товарищ генерал-лейтенант, расследование займет массу времени и сил.

– Это я знаю и без вас, – отвечал начальник, – люди, которые спланировали эту акцию, заслуживают самых высоких похвал. Все проделано очень четко, профессионально.

Генерал-лейтенант помолчал и добавил:

– Хотел бы я лично повстречаться с вдохновителями и исполнителями этого преступления.

– Надеюсь, что ваше пожелание исполнится. Я приложу к этому все старания.

– Не сомневаюсь в вашей компетенции, полковник.

– Благодарю, – коротко сказал Дзержинец, – я могу быть свободен?

– Еще одно слово. Президент настойчиво интересовался, каковы могут быть мотивы взрыва. Что вы можете сказать об этом, полковник?

– У меня пока нет определенных выводов. Это могло быть выгодно немалому количеству людей, – Дзержинец помолчал, – в том числе и нам с вами, – закончил он тише.

– То есть?

– Помнится, вы сами, товарищ генерал-лейтенант, как-то сказали, что присутствие на АПЛ во время учений такого большого числа так называемых гражданских наблюдателей не допустимо. И, если я не ошибаюсь, все, включая президента, согласились с вашим мнением.

– Как вас надо понимать?

– Просто я хочу сказать, что по большому счету нельзя никого исключать из числа потенциально виновных или, по меньшей мере, заинтересованных в уничтожении подлодки, в том числе и нашу службу.

– На вашем месте я воздержался бы от таких замечаний, если, конечно, они не имеют под собой почвы.

При этих словах генерал-лейтенант с подозрением посмотрел на Дзержинца, но тот сохранял полную невозмутимость.

– Я учту ваше пожелание, – сказал он.

С минуту генерал-лейтенант не сводил с полковника внимательного выжидающего взгляда, который, казалось говорил: „Скажи мне, что у тебя на уме?“. Но серые глаза Дзержинца оставались безмятежными.

– Я вас больше не задерживаю, – произнес генерал-лейтенант и, сухо кивнув, сделал вид, что углубился в свои дела.

Дзержинец повернулся на каблуках и вышел из кабинета. Все получилось именно так, как он рассчитывал.

Но удовлетворения он не испытывал. Необходимо было срочно предпринимать решительные меры. Дзержинец понимал, что одним-единственным, да еще к тому же неудачный визитом разведчика, расследования Секртечика не ограничатся. А еще столько не было сделано!

Идя по длинному коридору нового здания службы безопасности, Дзержинец, видимо, по аналогии, вспомнил ту осеннюю ночь начала эпохи смутных времен, когда он шел по почти такому же коридору прежнего здания, унося с собой папку с документами. В глубине души шевельнулось ощущение довольства собой. Жаль, что он не верит в Бога и ему некому принести благодарность за эту своевременную и мудрую идею, разве что, самого себя.

А Степанов все продолжал удивляться Дзержинцу. Во вторник тот послал сообщение, что прибудет на Базу не раньше конца текущей недели, а когда Антон Николаевич спросил, как быть с Тихомировым, разрешил ассистенту отбыть в отпуск.

– Я приеду на Базу и заберу его с собой, – сказал Дзержинец.

К величайшему удивлению Степанова полковник не стал спрашивать ни об адвентации, ни о возвращении Геракла.

– Сдается мне, что наш дорогой полковник в настоящее время очень занят и у него не остается времени на нас с вами, Михаил Анатольевич, – заметил Степанов своему ассистенту.

– Главное, что он разрешил мне отпуск, – ответил Тихомиров, – больше меня ничего не интересует.

Профессор кинул на Михаила Анатольевича хмурый взгляд исподлобья, но промолчал. В последнее время, а в особенности после тяжелого разговора, состоявшегося вскоре после отбытия Дзержинца, ассистент Степанова пребывал в состоянии постоянного молчаливого недовольства. Он не заговаривал со Степановым иначе, чем по крайней необходимости, предпочитал отвечать на вопросы односложно, и всем своим видом демонстрировал оскорбленное самолюбие. Ученый же делал вид, что не замечает изменений в поведении своего помощника. Так продолжалось до тех пор, пока на Базу не возвратился Геракл. Это случилось поздним вечером. Геракл появился посреди ночи, когда Степанов спал в своей комнате, а Тихомиров дежурил в главной лаборатории.