— Осторожнее, — сказал Сунил, схватив меня за руку.

Что за злая доля выпала мне, почему я должна так мучиться, делая выбор?

И тут меня осенило. Это не моя карма. Я же расплачиваюсь за поступки отца — моего обаятельного, безрассудного отца, который принес столько горя семье Чаттерджи.

И было правильно, что теперь настал черед его дочери испытать боль.

Мы сели на скамейку, и я, сделав глубокий вздох, попыталась открыть глаза. Моя голова немного прояснилась, и я, заметив, что Сунил всё еще держит меня за руку, пришла в замешательство. Его лицо было так близко, и он смотрел на меня пристальным и изумленным взглядом.

— Ты такая красивая, — сказал он каким-то изменившимся и обволакивающим голосом. — Я никогда не встречал таких, как ты, ни в Америке, ни в Индии. Если бы я встретил тебя раньше твоей кузины…

Вдруг, страшно испугавшись его тона и смысла его слов, я сказала внезапно охрипшим голосом, едва слышно:

— Пожалуйста, отодвиньтесь от меня.

И Сунил медленно, двигаясь словно под водой, отпустил мою руку и отодвинулся на край скамейки. На лбу у него блестели капельки пота, и он дышал так тяжело, словно запыхался после долгого бега.

— Да, это было непростительно с моей стороны, извините. Я не знаю, что нашло на меня, — сказал он, прижав к глазам пальцы.

Я видела, что он говорил искренне и напуган своим поступком не меньше меня. Но от этого мне стало еще хуже, словно я в чем-то провинилась.

Мне было больно дышать, в горле пересохло, и я не могла сказать ни слова. Да и что можно было сказать? И вот, наконец, я услышала быстрые и легкие шаги Анджу.

— Извините, что я так долго, — начала она, переводя дыхание. — Я не туда положила книжку. Судха, только не говори мне, что за всё время ты не сказала ни слова! — и, обращаясь теперь к Сунилу, добавила: — Она бывает застенчивой поначалу, но как только познакомится с тобой поближе, будет болтать без умолку.

И Сунил ответил ей деревянным голосом:

— Надеюсь, так и будет.

Неужели только я услышала намек в его фразе? Я боялась встретиться с ним взглядом, увидеть это выражение беспомощной покорности в его глазах. Глупо, но я почувствовала себя виноватой, когда сказала Анджу, что у меня болит голова и я хочу пойти к себе.

— Ты дойдешь одна? — спросила Анджу. — Хочешь, я пойду с тобой?

Но она уже уселась поближе к Сунилу, касаясь его плечом, и открыла книгу. Я не винила ее, ведь мне было хорошо знакомо чувство, когда кажется, что твое сердце бьется в унисон с сердцем любимого мужчины, когда ты не можешь думать ни о чем, кроме того, что сидишь рядом с ним. И всё, чего ты хочешь в данную секунду — остаться с ним наедине, навсегда. А потом ты снова и снова вспоминаешь шелк горячих губ, прикосновения рук, похожие на касания крыльев птицы, такой дурманящий, ни с чем не сравнимый запах его тела. Ты думаешь: а жила ли ты вообще до него? И всё, что ты знаешь — если не увидишь его снова, то умрешь.

Я была рада за Анджу, действительно рада.

— Ничего страшного, не волнуйся за меня.

Я пошла к себе, а моя грудь была наполнена битым стеклом.

В шорохе гравия под моими ногами слышалось «Ашок, Ашок, Ашок…», и с каждым шагом я удалялась от него и приближалась к будущим потерям.

Той ночью я написала письмо, в котором объяснила Ашоку, почему не могу бежать с ним даже после свадьбы Анджу. На следующее утро я передала его Сингх-джи вместе с кольцом Ашока, которое я достала тайком из ящика Анджу.

— Вы уверены? — грустно спросил Сингх-джи.

Я кивнула и ощутила, как по моим щекам катятся горячие слезы. Как хорошо, что хотя бы перед Сингх-джи мне не надо было их сдерживать.

— Но почему, беги? Не бойтесь, Ашок-бабу продумал каждую мелочь. Этому молодому человеку можно доверять, он — настоящая жемчужина, как говорят у нас в Пенджабе…

«Я верю ему всем своим сердцем!» — хотелось закричать мне, но было лучше, если Сингх-джи подумал бы, что я так поступаю, потому что боюсь за себя. Я не хотела, чтобы поползли хоть какие-то слухи, которые потом дошли бы до Анджу, и она могла догадаться об истинной причине.

— Пожалуйста, иди. И не приноси никакого ответа, я уже всё решила.

Вечером, когда я вошла в спальню Анджу, она сидела у окна и смотрела в темноту за окном. Весь день я с трудом балансировала на грани смеха и слез, и увидев ее, почти сорвалась.

Мне пришлось окликнуть ее два раза, чтобы она, наконец, обернулась. Я увидела легкую улыбку на лице Анджу и поняла, о ком она думает. Она протянула мне руки — очень медленно, словно во сне. И я, коснувшись ее пальцев, заставила себя улыбнуться.

— Как ярко сегодня сияют звезды, Судха! Мне кажется, что всю свою жизнь я спала в подводном царстве, как принцесса в замке змей. Я могла так прожить всю жизнь, как моллюск, если бы судьба не послала мне Сунила. Подумать только: он любит меня! Меня! Разве не чудо?

— Да, — ответила я.

А что еще я могла сказать? И добавила:

— А я решила не бежать с Ашоком. Я выйду замуж за Рамеша.

— Что ты сказала? — застыла пораженная Анджу. И, сдвинув брови, пушистые, как гусеницы, которых мы ловили в детстве, сказала: — Ты ведь любишь Ашока! Как ты можешь даже подумать о том, что будешь жить без него?