Бесчисленными стадами бродили в оренбургских степях быстроногие дикие козы, так называемые сайгаки. Рычков не раз встречал их в холмистых местах по левобережью Яика, в отрогах общего сырта, в Губерлинских горах. Дикие козы так резвы, что никакая собака догнать их не может, разве что по снежному насту, по которому собака бежит легко, а коза копытами снег проламывает. «Но казаки и киргизы умеют искусно к ним подкрадываться и бьют их на пищу из ружей. Мясо их, хотя не жирно, но вкус имеет изрядный. Величиною они не больше домашней козы, только тонки, и ноги имеют длинные и сухие, шерсть на всех желтовата или светло-рыжая. Молодые ягнята в домах легко привыкают и так ручными делаются, что и выращенный не уходит, хотя б и на степь выпущен был».

Сурки, суслики, волки, медведи, кабаны, лоси, маралы, куницы, корсаки, горностаи, соколы, кречеты, ремезы, лебеди — тысячи их, десятки тысяч жили рядом с человеком, не ущемляя, а обогащая и веселя его жизнь. Но человек объявил многих из них своими врагами и начал беспощадно истреблять. Невежество и безумная алчность вытесняли из человека человека…

Но вот пришло время, и, оскудевший душой, он начал осознавать преступное свое легкомыслие как причину приближающейся своей погибели. Почувствовал вдруг, увидел, что живая природа, изуродованная им, задыхающаяся, может увлечь за собой в могилу и его, своего губителя. Эгоистически-трусливо всполошился, пытаясь спасти себя спасением своих младших братьев, завел «Красную книгу» — охранную грамоту для них…

Зверей и животных, что вольными стадами и стаями бродили по оренбургским и казахстанским степям, теперь уже нет. Их извели, истребили. Гордостью степей были тарпаны — красивые дикие лошади. «Киргиз-кайсаки, собираясь человек по двадцать о-дву-конь, их ловят и привязывают к своим лошадям за шеи арканами, и так привязанных держат по месяцу и более, и тем приобыча их, употребляют к езде, как и своих лошадей».

Разновидность тарпанов — куланы. По Рычкову, ростом они выше тарпанов, поджарые, уши имеют длинные, стоячие, гривы небольшие, шерсть на них густая и немалая. Ходят великими табунами в Заяицкой степи. Киргизы стреляют их и употребляют в пищу.

Увы, от тех великих табунов нынче почти ничего не осталось. Есть слухи, что несколько куланов охотники встречали однажды в южном районе Туркмении.

Человек извел не только диких животных, но и домашних, тысячелетиями служивших ему первой опорой в труде и в бою. Для Рычкова лошадь была единственным транспортным средством. В кибитке и в седле он проехал тысячи верст, оттого, видимо, описания лошадей у него особо содержательны. «Лошади башкирские, — пишет он, — издавна в России за крепких лошадей почитаются, между которыми резвые иноходцы бывают… Башкирцы как зимою, так и летом все свои табуны содержат в степи; ибо как бы ни глубок был снег, однако лошади его привыкли разгребать и так подснежною травою, имея на себе от лета довольно жиру, содержатся; только для немногих лошадей, которых башкирцы в зимние времена для езды употребляют, заготовляют они сено, потому что степная лошадь с виду хотя и кажется не тоща, однако же, будучи употреблена к езде дальней или тяжелой, вскоре слабеет. Напротив того, киргизские лошади, в киргизских руках будучи, сена не знают, ибо киргизцы никогда его не запасают, а содержат лошадей своих… на степях, и для того на зимние свои кочевья избирают они места теплые и где меньше снегов… Киргизцы лошадьми так достаточны, что нередко у одного есть тысячи по две. Лошади их крупнее башкирских и видом статнее и легче, потому они к драгунской службе, когда привыкнут к русскому содержанию, почитаются весьма способными. Они же ружейной пальбы не боятся. Их во время ярмарки в Оренбурге и в Троицкой крепости киргиз-кайсаки на надобные им российские товары променивают от десяти до пятнадцати тысяч лошадей, и годную под драгуна лошадь от пятнадцати до восемнадцати рублей купить можно»…

Первая часть «Топографии» заканчивается главой «О внутренних и внешних обстоятельствах коммерции прежней, нынешней и впредь быть могущей». В торговле Рычков видит главное средство для укрепления и развития губернии и всей державы. «Здравое это и основательное рассуждение, — пишет он в начале главы, — возбуждало всегда народы спознавать самые отдаленные места; превозмогать в том великие трудности и убытки по крайней своей возможности; утверждать не только с окрестными, но и с дальними народами союзы и мир, населять колонии, учреждать порты, ярмарки и все то, что могло способствовать возвращению и умножению коммерции. Читая истории, довольно из них видим, каким образом для удобнейшего произведения коммерции в разных местах сочинялись многие и сильные общества, обогатились и прославились тем великие государства; не только европейские области одна с другой, но и все четыре части мира вступили для того между собою в коммуникацию и в заимство, и где чего нет или оскудевает, то одна другой сообщает…»

Рычков утверждает, что во все времена торговые отношения зависели прежде всего от того, война или мир на земле. Торговля на Руси, например, надолго пришла в упадок под татаро-монгольским игом. И только с того времени, когда российские государи, «превозмогши всю татарскую силу, самодержавие свое снова утвердили, коммерция тамошняя вновь возрастать начала; особенно же умножилась она совершенным завоеванием трех царств: Казанского, Астраханского и Сибирского. Но при всем том никаких знаков не находится, чтобы она в тамошней стороне и через те места в Азию и оттуда в Россию в славе была».

И лишь с учреждением Оренбургской губернии, крупных меновых дворов, ярмарок в ней, коммерция с азиатскими странами начала процветать. В губернии росла сумма казенных доходов за счет пошлин, взимаемых с русских и иноземных купцов. Доходы эти могли быть больше, если бы пошлина бралась с серебра и золота, которые привозили азиатские купцы. Но Россия в то время очень нуждалась в драгоценных металлах и каменьях, поэтому пошлина на них была отменена. Помимо золота и серебра, в Оренбург из Средней Азии и Бадахшана поставлялись хлопчатобумажные, шелковые и парчовые полотна, занавесы, ковры, овичны, женские украшения. Со стороны россиян в продажу и мену азиатским купцам шли разное сукно, краски, медные и чугунные котлы, сахар, соль, меха, бархат, лошади, соленая и вяленая рыба. Русским запрещалось продавать и обменивать ружья, золото и серебро в деньгах, свинец, сталь, железо в чистом виде.

Подробное описание того, что может производить Оренбургская губерния, Рычков намеривался дать во второй части «Топографии», но выполнить исчерпывающим образом эту задачу ему не удалось. Чтобы судить о производственном потенциале такого обширного края, нужно было иметь справки центральных правительственных ведомств, учреждений, доступ к которым Рычкову был затруднен. В предисловии ко второй части «Топографии» он извинительно заявляет: «Должен объявить здесь и признаться, что она, как новая и самая первая, а больше по недостаткам моим не только от совершенства, но и от надлежащей исправности весьма еще далеко отстоит, и служит только к тому, чтобы подать повод и некоторые способы искуснейшим в истории и географии описание здешней губернии когда-нибудь сделать исправное и совершенное. В этом состоит настоящее мое намерение!»