Он, казалось, ждал меня, потому что рядом с его креслом перед статуей стояло еще одно.

— В чем дело, Бенлиан? — воскликнул я.

— Ах! — произнес он. — Дело в этой руке, Паджи. Я хочу, чтобы ты рассказал мне об этой руке. Кажется ли она тебе такой же странной, как прежде?

— Нет, — ответил я.

— Я так и думал, — сказал он. — Но я к ней не притрагивался, Паджи…

Тот вечер я провел там.

Но не думайте, что он проделывал такие вещи со мной постоянно. Напротив, иногда я испытывал очень странное чувство освобождения (не знаю, как еще это можно назвать); подобно тому, как в удушливый, серый день, когда все погружено в меланхолию, вдруг подует освежающий ветер и снова можно дышать полной грудью. И однажды я обнаружил, что это тоже делал он, и делал сознательно.

Как-то раз вечером я пошел к нему в студию посмотреть на его творение. Удивительно, как по-новому я стал воспринимать эту статую. Она все еще была непропорциональна (хотя правильнее будет сказать, что я знал, что она должна быть такой — я помнил, что таково было мое первое впечатление; теперь она уже не раздражала меня так сильно — вероятно, к тому времени я к ней достаточно пригляделся). В то же время мои собственные миниатюры стали казаться мне несколько ребяческими, я был недоволен ими. А ведь это ужасно — быть недовольным произведениями своих рук, которые когда-то казались прекрасными.

Итак, он смотрел на меня с выражением крайнего нетерпения, а я взирал на статую, когда внезапно меня охватило то самое чувство освобождения и легкости. Я осознал это, когда обнаружил, что думаю о нескольких важных письмах, недавно полученных мной от фирмы, в которых, в частности, спрашивалось о времени готовности выполняемого мной заказа. Я подумал, что эту работу уже давно пора было закончить, поэтому лучше приняться за нее сейчас же. Я выпрямился в кресле, как будто внезапно пробудился ото сна, и, посмотрев на статую, увидел ее такой, как в первый раз, — уродливой и совершенно непропорциональной.

В следующее мгновение я попытался встать, но тут же сел обратно, как будто кто-то толкнул меня.

Вряд ли кому понравится такое обращение, поэтому, не глядя на Бенлиана, я довольно раздраженно пробормотал:

— Не надо, Бенлиан!

Затем я услышал, как он встал и отодвинул кресло. Он стоял позади меня.

— Паджи, — произнес он с волнением в голосе, — я не принесу тебе добра. Оставь меня. Уходи.

— Нет, нет, Бенлиан! — взмолился я.

— Уходи, слышишь, и не приходи больше! Найди себе другое жилище, уезжай из Лондона и не давай мне знать о себе…

— О, что я сделал не так? — горестно спросил я.

— Возможно, так будет лучше и для меня, — пробормотал он, а затем добавил: — Довольно! Уходи!

И я пошел к себе и занялся работой для фирмы. Но я не могу вам передать, каким одиноким и несчастным я себя чувствовал.

В то время я дружил с одной юной девушкой — милым, отзывчивым существом — которая иногда приходила ко мне в мое предыдущее жилище и штопала мне одежду. Мы не виделись уже очень давно, но каким-то образом она нашла меня и однажды вечером пришла на склад, поднялась ко мне в студию, направилась прямиком к мешку для белья и начала искать вещи, которые нужно было заштопать. Признаюсь, когда-то я был к ней неравнодушен; и я почувствовал себя ужасно неловко, когда она вошла и, ни о чем не спрашивая, принялась за починку моих вещей.

Так мы и сидели: она — штопая мою одежду, я — занимаясь своей работой и радуясь, что кто-то скрашивает мое одиночество. Она непринужденно и весело болтала своим мягким голосом, в котором не было ни малейшего упрека.

Но вдруг ни с того ни с сего я вновь начал думать о Бенлиане. И я не просто думал о нем — меня охватило сильнейшее беспокойство. Мне пришло в голову, что, может быть, ему плохо или он болен. И вся радость от прихода моей подруги тут же улетучилась. Я делал вид, что усердно работаю, и постоянно поглядывал на часы, лежавшие на столе передо мной.

Наконец мое терпение кончилось. Я встал.

— Дейзи, — сказал я, — мне нужно идти.

Она очень удивилась.

— Почему же вы не сказали, что я вас задерживаю? — воскликнула она, тут же поднявшись.

Я начал бормотать извинения…

В общем, я ее выпроводил. Закрыв за ней дверь в заборе, я направился на другую сторону склада к Бенлиану.

Он лежал на диване, ничем не занимаясь.

— Я знаю, что должен был прийти раньше, Бенлиан, — сказал я, — но у меня была гостья.

— Да, — произнес он, глядя на меня пристальным взглядом, который вогнал меня в краску.

— Она очень милая, — начал я, запинаясь, — но ведь вас не интересуют девушки, и вы не пьете и не курите…

— Нет, — сказал он.

— Я думаю, — продолжил я, — вам нужен небольшой отдых, вы себя измучили. — Он в самом деле выглядел очень больным.

Но он покачал головой.

— Человек наделен ограниченным количеством сил, Паджи, — сказал он, — и если он потратит их на одно, на другое их уже не хватит. Мои силы ушли туда, — он указал взглядом на статую. — Я теперь почти не сплю, — добавил он.