— Спасибо, дух тайги, покровитель охоты, спасибо за ветер, за победу и за верного надежного друга…

На следующий день газеты и журналы пестрели заголовками.

«Мы видели, как медленно угасает капитализм! — писал американский журнал „Newsweek“. — Советский Союз впервые завоевал золотую олимпийскую медаль в парусном спорте — традиционной забаве банкиров и биржевиков. Америка осталась без медалей в этом самом „американском“ классе яхт. В то время как в США насчитывается почти полторы тысячи „Звездников“, у Советского Союза их только двести. Правда, русские победили на яхте американского производства, а значит все же можно считать, что в их успехе есть частица и нашей победы…»

— Ишь ты, и тут примазались, — смеялся Федор.

«Победа русских — самая последняя вещь на свете, которую мы ожидали!» — приводила слова президента ассоциации яхтсменов «Звездного класса» Стэнли Огэлви другая газета.

«Их победа невероятна! Никто не знает, как они победили. Я сам не понимаю этого…» — говорил известный конструктор «Звездников» Роберт Этчелл.

Больше всех порадовал Тимира отклик американца Паркса, не занявшего призового места на Олимпиаде.

«Везение тут ни при чем, — сказал Паркс. — Просто русский всегда оказывался в нужное время в нужном месте».

Тимир — по-якутски означает «железо». В древности алхимики тщетно искали философский камень, мечтая получить из железа золото, а Тимир добыл его своей победой.

А впереди уже ждали новые испытания: сломанная мачта в Японии, пробитая корма в германском Киле… шторма, палящее солнце, искусные соперники… Но перед каждым новым стартом всегда оставалось только самое главное…

Облака, горизонт и цвет моря…

Матушка еще на сносях увидела сон, что это «Она», и в страхе боялась рассказать об этом мужу, потому что первенцем должен быть сын: это знали все, и слышала она, когда еще нянчила своих кукол, называя их мужскими именами; а потом на свадьбе, где били тарелки, и жених должен был попасть в голову невесты яблоком, привели маленького мальчика и посадили ей на колени. «Первенец должен быть только мальчиком, дорогая!»; говорили, на какую сторону кровати надо лечь в первую ночь, чтобы родился «наследник и почитатель седин!», и она старалась, ложилась по навету, дышала только через нос, как учила бабушка, и молилась, чтобы родился Сын; и теперь этот сон — красные маки — верный признак того, что родится девочка. «Что же делать?», и даже врачи, приняв ее первенца, все-таки девочку, выходили со скорбными лицами, будто девочка равнозначна ублюдку; и не видать ей бриллиантовых сережек, в лучшем случае свекровь одарит презрительным взглядом: «От наших мужчин рождаются только мальчики!» — скажет она двусмысленно, не поинтересовавшись здоровьем невестки и даже не посмотрев в сторону колыбели. И вот на руках пищит младенец — «Девочка!» и все валится из рук. Как Ее перепеленать, как дать грудь? А теплое молоко брызжет на одежду и лицо ребенка; и устав от слез, Она, наконец, найдет сосок и будет сопеть от удовольствия, а матушка будет вспоминать свадьбу и тосты, где веселые дядьки, похлопывая по плечу мужа, учили его быть Настоящим Мужчиной, не обращая внимания ни на что: «Ни на какие там капризы и увертки, знаем мы этих баб!» Призывали сделать свое дело с достоинством, а жених, гордо задрав голову: «Да что мне впервой, что ли?!» — «Ну ты у нас парень не промах, помним, как мальцом поднимал своим петушком ведерко с камнями! Давай, давай, га-га-га!»; обсуждали детали его долга, разражались диким хохотом, от чего вздрагивали дети и посуда на столе, а матушка вспоминала отчий дом, где бабушка, заплетая тяжелые косы, приговаривала, что она гордость их семьи, и что у девочки с такими бедрами будут рождаться «только мальчики, моя дорогая»…

…Свекровь потихоньку оттаяла: ведь ребенка назвали в ее честь, стала заглядывать в кроватку, где лежала Она, все чаще умилялась, узнавая себя: «Такая же красавица: и пальчики на ногах и, ха-ха-ха, и срамное место, Боже мой!», а матушка была не против, ей было все равно на чье место было похоже место ее девочки, лишь бы Ее любили и «хоть бы Она родила первенца мальчика!».

Девочка росла егозой и непоседой, смущая соседей: «Что же это за девка такая! Кто с таким нравом Ее возьмет?», Ее ругали за разбитый сервиз: «Руки-то откуда растут, Господи?!», ругали за прилежность в школе: «Лучше научись делать абрикосовое варенье с миндалем!», прогоняли от зеркала — слишком много Она вертелась перед ним: «Заштопала бы отцу носки!», и Она штопала, а потом под неустанным присмотром бабушки с балкона ходила на посиделки, на лавочку перед домом, где подружки лузгали семечки и хихикали о том, что глупые мальчики, бегая в коридоре на переменах, прижимают их к стене, залезая потными ладошками в карманы фартуков: «Где же твой персик на завтрак?», не понимая, что спелый персик в кармане потечет, и что он лежит в портфеле: «Отстань, дурак!». Потом появлялись дворовые мальчишки в залатанных на локтях рубашках и, перешептываясь на ходу, ржали, как стадо жеребцов, просили поделиться семечками, и тут бабушки начинали метаться в агонии на своих балконах: «Отойдите, хулиганы, от наших девочек!», и застигнутые врасплох, они убегали, крича вверх: «Никто не тронет ваши ненаглядные персики!», и бабушки успокаивались…

Приезжая погостить, родственники возмущались: «Она гоняет голубей на крыше!», но бабушка учтиво замечала, что «только под присмотром брата, мои дорогие!»

А Она любила сидеть на теплой крыше дома, расстелив плед, и смотреть на пролетающие мимо облака и мечтать, мечтать! «Подумать только, что скажут люди!?» — возмущалась бабушка, брызжа слюной, застав однажды Ее врасплох. Отец стукнул кулаком по столу: «Хватит!», и только матушка, вздрогнув, продолжала перебирать зелень, приговаривая шепотом как всегда: «Господи, направь Ее на путь истинный»…

Ее не привлекали лохматые куклы со стеклянными глазами, Она бегала во дворе с братом, ловила у дороги кузнечиков, рассматривая на солнце красные крылышки, а если повезет, и синие; бывало, Ей попадалась и ящерица, ее можно было держать за хвост, пока он не отклеивался сам по себе, и, извиваясь тонкой змейкой, вскоре остывал прямо в ладони без своей юркой хозяйки, ускользнувшей в щель раскаленных камней. Но больше всего Ей нравилось плести венки из крупных маков, собранных в ущелье; наловив шоколадных бабочек, Она аккуратно прикалывала их к стеблям этой алой диадемы, и они еще долго овевали Ее волосы своими бархатными крылышками…