Поляна, 2012 № 02 (2), ноябрь
вернуться

Эйснер Владимир
Шрифт:

Теперь несколько слов о том, как это сделано… Возьмем, например, рассказ «И был вечер, и была ночь». Он помещен в сердцевину романа. И, пожалуй, не случайно… Представьте слоеный пирог. Первый план — сюжетный: история мужской дружбы со школьной скамьи, встречи, пьянки, споры до драки… Второй план — временной: развернут фоном через образ отца одного из героев, высокопоставленного офицера КГБ, его рассказы, беседы, воспоминания. И третий план — философский: осмысление минувших дел в свете вечных истин, вне времени. Это только три наиболее заметных плана, а если приглядеться внимательней…

Иногда, по воле автора, течение романа нисходит к публицистике, к полемике о справедливости или несправедливости действий постсоветской демократической власти и приближается в литературном качестве к лучшему Проханову, только с иными взглядами, иной, так сказать, «идеологической платформой». Автор способен умело внедрить читателю мысль о неминуемых зверствах коммунистов, случись им вновь прийти к власти. И подкрепляет свои опасения недалекой историей… Он даже оправдывает расстрел Белого дома угрозой гражданской войны и тем, что малая кровь спасает от большой. (Напомним, что во время написания романа Ельцин еще был у власти…) Кто-то может возразить, что Сталины, Пугачевы и разины «приходят» независимо от наличия в стране коммунистов, они возникают стихийно, когда количество обездоленных сограждан превышает допустимую планку, а ложь переполняет чашу терпения… Но оставим это на совести кремлевских обитателей. Они завалены кипами неотложных документов, осаждены толпами просителей, околокремлевских мошенников и кремлевских воров… Есть ли у них время на пустяки? Писатель сам имеет богатый опыт работы в администрации президента и знает эту публику не понаслышке… Их, судя по роману, больше всего заботит собственное благополучие, гнев и милость начальства, возможная смена власти… Они в крепости (ведь Кремль — это крепость) и держат оборону… Обычные люди, волею судеб отгороженные от остальных нерушимой цитаделью…

«Мне кажется, я должен был появиться в Кремле, ходить по коридору с высокими сводами и скрипучим полом, сидеть в кабинете с деревянными панелями и старой массивной мебелью. Зачем? Не знаю. Быть может, для того, чтобы был кто-то, кто смотрит на все спокойными глазами, воспринимает всех сердцем, открытым добру, а не страху».

«Жизнь дается нам для того, чтобы мы научились любить», — полагает писатель и добавляет: «Быть может, это и глупо, но я верю, что любовь когда-нибудь спасет мир!» При этом ни о какой любви в самом романе речи не идет, напротив, мы слышим истории предательства, лжи, мошенничества, страха, похоти, но не любви… Повторяю, автор — человек отнюдь не наивный, он умный и глубокий аналитик, который ставит неутешительный диагноз человечеству и выписывает рецепт спасения: оно в том, чего не может быть в обществе, основанном на лицемерии и страхе…

Так почему нами до сих пор правит страх? Сможем ли мы преодолеть его? Нужен ли он нам? Способны ли мы жить без страха? Об этом размышляет Игорь Харичев и приглашает нас разделить эти непростые думы…

Андрей Журкин

Через тернии к звёздам

(В двух песнях в стиле РЭП [20] со свободной распальцовкой)

20

РЭП — рабочий эпос. Песнь первую см. в № 1 (1) 2012.

Песнь вторая

Вы, конечно же, помните, как Никандр Матушку-Землю покинул, Как во время старта ушёл в несознанку и в пучинах космоса сгинул… Не спешите злорадствовать — наш Никандр не облажался и не дал дуба, И всего-то потерь было с его стороны — пять-шесть синяков да три выбитых зуба. Правда, вначале, как очухался, он шибко по Земле тосковал, А потом взял себя в руки и решил сесть за штурвал. Ведь русскому мужику даже в космосе западло скулить, И потом — когда ещё представиться такая возможность от души порулить?! К тому же наш Никандр был не из тех, кто, чуть что, так пятится задом; Он со школьной скамьи помнил крылатые слова Маяковского: Даже если ты сдуру полетел на Луну, значит, это кому-нибудь надо! И вот рулит он себе, а снаружи всякие типы в иллюминатор скребутся, от холодрыги едва живые… И ни одной хари путёвой — от головы до хвоста сплошь слюнявые и клыкастые, одним словом, чужие. Но Никандр во сне и не такое видал, и ни капельки не пугается; Он давно бы впустил их погреться, да жаль — форточка не открывается. Так мало-помалу, а к концу первого дня полёта Никандр пообвык, пообжился; Узнал, где гальюн, где попить-поесть лежит, и даже с компьютером подружился. Ведь тот компьютер оказался на деле весёлым агрегатом и спектр услуг его был широкий — Он был напичкан Интернетом, первым телевизионным каналом, пасьянсом «Паук» и, плюс, караоке. И вот врубает Никандр программу «Время», а там всей России русским языком доходчиво разъяснялось, Что никаких Никандров и никаких полётов на Луну не планировалось и даже не обсуждалось, И что всероссийская печаль по этому поводу беспочвенна по своей природе, А подытожили всё Каннским фестивалем и бегущей строкой о погоде. А Никандр закусывает пепси-колу крекером и со всем соглашается — Кто-кто, а уж он-то знает, что у нас на Руси без секретности даже котята из кошек не вылупляются! И против строжайшей маскировки он ничего не имеет лично, И лишь одно его беспокоит: вычтут из его отпуска дни полёта или не вычтут? А потом махнул рукой: мол, хрен с ними — пускай вычитают, всё равно, сколько надо, задвину… И спокойно уснул, и снились ему паровые котлы, шаловливые девки и туманы на горных вершинах. А как утром зенки продрал — здрасьте вам, называется! Аппарат без его ведома уже на Луну прилуняется… Ну, думает, блин, с этой техникой фиг соскучишься! И как её ни рули, всё равно, там, где надо, очутишься… А всё потому, что лучшие умы вычисляли траекторию движения, И никакой внеплановой дурости не дано умалить человеческого гения! Как движок замолчал, замельтешили циферки на дисплее: За бортом — минус двести, но на солнце — гораздо теплее, А вот такого газа, как кислород, в местной атмосфере явно недоставало, Но русский человек привык обходиться малым. И Никандр сразу решил: чем в скафандре потеть и мучиться, Да лучше я буду дышать через раз, и всё у меня получится! Обвязал горло шерстяным шарфом, взял ледоруб и полез наружу выполнять свою миссию, Потому что уже роились в его башке две-три заветные мысли. И находит он в лунном поле одинокую скалу, высотой что твоя корабельная сосна, И начинает подпрыгивать, как горный козёл, и высекать ледорубом на ней письмена. А на Луне, браты, сила тяжести, как известно, в шесть раз слабее, И потому работа спорится у него не в пример шустрее. Трое суток прыгал Никандр, с перерывами на сон и на шамовку, А на четвертые — компьютер выдаёт следующую установку: Что, дескать, пора возвращаться, что запасы жратвы истощаются, И что шаловливые девки в Малых Стругах, невзирая на программу «Время», продолжают печалиться. А Никандр уже почитал компьютер, как старшего брата: Не перечил ему, задраил все люки, размотал с шеи шарф и стартовал до хаты. А как лунная пыль улеглась, повылезали изо всех щелей перепуганные лунатики, Столпились возле Никандровой скалы и обалдело уставились на странные знаки те; Но, как ни силились, узколобые, не могли врубиться в слова простые… А от слов таких у каждого россиянина по телу мурашки ползут во-от та-акие! И, посудите сами, как им, родным, не ползти, если там было высечено: НИКАНДР ЗВЁЗДНЫЙ ГОРОДОК ДВАДЦАТЬ ПЕРВЫЙ ВЕК БЛИН РОССИЯ!!!