И вот в тот день мы с Гошей разделили обязанности. Он распотрошил шкаф управления и стоял, погрузившись в него по пояс, окруженный снопами искр и ядовитыми дымками пригоревшей изоляции. Я же, обосновавшись в дебрях трубопроводов, искал, как мы говорим, пропавший вакуум.

Тут-то и появился в цеху небольшого роста крепкий человек с усиками в рабочем комбинезоне и с небольшим портфельчиком.

– Здравствуйте, я наладчик.

Мы с Гошкой только в глаза ему глянули и сразу догадались: тот самый. Гошка от избытка чувств уронил отвертку на контакты, все сразу закоротилось и вырубилось. У меня начал свистеть воздух, а я даже клапан не перекрывал. Мы оба смотрели на наладчика и боялись поверить в свое счастье.

Через полчаса все работало в полном соответствии со схемами и маршрутными картами.

– Слушайте, - осмелев попросил я, - а вы не могли бы точно так же и в институте все наладить. А то смешно получится: на заводе работает, а у нас... Ну, в общем сапожник без сапог.

– Отчего же, - говорит, - в институте обязательно. Сам туда собирался.

И ушел. А мы с Гошей на радостях кинулись к отлаженной установке, чтобы сразу на ней и проверить наши последние идеи, до воплощения которых все руки не доходили. У Гошки давно уже зрел план новой программы автоматического управления, а я буквально по дороге на завод придумал одно изящное такое измененьице в технологии.

Вот тут-то мы и поняли, чем берет плату Наладчик. Поняли оба и одновременно. Переглянулись и, ни слова не говоря, бросились на улицу. Догнали его уже у самых ворот.

– Послушайте!
– закричал я.
– Так вы у нас идеи украли! Вы их у всех, стало быть, крадете?!

– Что значит "краду"?
– он не обиделся, просто очень спокойно возразил.
– Я их беру в уплату за труд.

– Но вы хотя бы предупреждали!

– Видите ли, вначале я предупреждал. А потом понял: ни к чему. Все равно никто не верит. Даже когда ампутация идеи уже произведена. Думают, просто забыли, думают, фокус какой-то. А мне ведь совершенно неважно, что вы думаете. Мне просто идеи ваши нужны. Хорошие, умные, трезвые идеи.

– И значит, теперь у нас умных идей никогда больше не будет?
– в ужасе спросил я.

– Ну, что вы, - улыбнулся Наладчик.
– Я не умею забирать еще не родившиеся идеи. Думайте, работайте, и все у вас будет хорошо.

И тут Гоша решил на прощание пошутить.

– Знаете, - сказал он, - вы там в институте идите прямо к нашему шефу. Бондаренко его фамилия. Вот у кого идей прорва.

– Спасибо, - ответил Наладчик и так быстро скрылся, что я даже хмыкнуть не успел по поводу Гошиного предложения.

А дело в том, что завлаб Бондаренко при всех его организаторских талантах очень плохой ученый. Вообще не ученый. Идей у него не было никогда. И кандидатская его и докторская сделаны исключительно усилиями подчиненных, которым он, впрочем, щедро платил. Мог себе позволить, потому что и сам зарабатывал всегда много.

– Остроумно!
– оценил я.

Мог ли я знать, чем эта шутка кончится?

В тот момент на заводе состояние у нас было возбужденное, приподнятое, потому что мы оба пришли к одному выводу (да и не мудрено: книги мы с Гошкой еще со школьных лет одни и те же читали). А вывод такой: Наладчик инопланетянин. Иначе как он все это делает? И мы долго спорили, помогает Наладчик нашей цивилизации, или прислан завоевать ее. Я говорил, что идеи в обмен на наладку - это, конечно, грабеж, что будет теперь на всей планете исправная техника образца 1989 года на вечные времена, и прогресс остановится. Гоша резонно утешил, что обо всей планете речь не идет, потому что только в нашей стране удивительным образом сочетается обилие гениальных замыслов и разработок с повсеместным отвратительным исполнением. А в цивилизованном мире этот номер не пройдет.

– Погоди-ка, погоди-ка, - осенило меня.
– Выходит, Наладчик подтягивает нас до их уровня. Такая получается помощь. Но ведь нельзя же тянуть одну технику. Ты не слыхал, он появляется в каких-нибудь гуманитарных институтах, в общественных организациях, в министерствах, наконец, вообще в аппарате управления?

– А чем они там платить будут?
– грустно улыбнулся Гоша.
– Идеей нашего бюрократического социализма, что ли?

Вот так мы и болтали. А установка работала. Выдавала результаты. И через два дня все бумаги были подписаны, мы с чистой совестью вернулись в Москву.

В институт помчались прямо с вокзала. Не терпелось узнать, как там. И еще в проходной - бац!
– некролог: Бондаренко Валерий Трофимович, скоропостижно... Мы - в отдел, а там - новый шок: покончил с собой, говорят, повесился... Бондаренко? Не может быть! Да приходил, говорят, какой-то наладчик. Сначала в лаборатории все сделал, а потом - к нему, поговорили, Бондаренко ему спирту налил, так тот прямо тут же, не разбавляя, выпил, в общем, когда расстались, Валерий Трофимыч наш пришибленный стал какой-то, вызывал к себе завсекторами по очереди, беседовал, а потом с работы ушел раньше обычного. И все. На следующий день милиция приехала.

Гоша - странный человек. Его даже совесть не мучает. Я, говорит, тут при чем? Любой наладчик к начальнику идет, когда работа выполнена. А повесился он, считает Гоша, от того, что понял, впервые в жизни понял, что не ученый он, что ни одной идеи в голове, интеллектуальный банкрот, даже Наладчику заплатить нечем.

Я с Гошей не согласен. Я считаю, что причина в другом. У Бондаренко была одна идея. Совершенно гениальная. Он всегда лучше всех знал, как в любой ситуации, при любых результатах заработать максимум денег. Толковая, должно быть, была идея. И когда Наладчик эту идею у него отнял, шефу нашему дорогому не за чем стало жить на свете.