Шина забыла все предостережения и в волнении обратилась к леди Карингтон:

— Кэтрин О’Донован была моей матерью. Вы знали ее?

Как часто она хотела найти кого-нибудь, кто знал ее отца и мать. Она помнила нежный материнский голос, который пел ей ласковые колыбельные песни. Как ее выносили на руках из дома, и она слышала шум океанских волн. К ее изумлению, леди Карингтон воскликнула:

— Это невозможно! Кэтрин О’Донован не могла быть вашей матерью!

— Почему же?

— Потому что их единственный ребенок умер.

— Нет, это неправда, я — их единственный ребенок.

— Вас зовут Шина? Тогда я просто не понимаю! Когда Руперт и Кэтрин утонули, я была с Эйвенами. Они были не только в отчаянии из-за этой трагедии, но и ужасно расстроены из-за ссоры с сыном. Он женился на Кэтрин против их воли.

— А почему они были против?

— Потому что Руперту было только двадцать. Он учился в Оксфорде. Его отец хотел, чтобы он окончил университет, но он влюбился в красавицу Кэтрин и бросил учебу. Я думаю, его трудно обвинять в этом, я никогда не видела девушки красивей ее. — Леди Карингтон помолчала, а потом продолжила: — Да, это вполне может быть правдой. Вы на нее похожи. Те же самые золотистые волосы, те же глаза. И с Рупертом у вас есть сходство, но все же это просто непостижимо.

— Что именно? — в волнении спросила Шина.

— То, что вы живы. Я видела письма. Лорд и леди Эйвен сделали запрос, где находится малышка Шина, с тем чтобы ее немедленно отправили в Англию.

— И каков же был ответ?

— Брат Кэтрин, Патрик О’Донован, по-моему, он был намного старше сестры, ответил, что ребенок умер.

По пути обратно в Париж Шина была рада тому, что могла свободно предаться своим мыслям, — дети были так утомлены после пребывания за городом, что уже начинали засыпать. Обратно они возвращались не на машине Люсьена, а в посольском автомобиле, с шофером, одетым в униформу и отделенным от пассажиров на заднем сиденье стеклом.

Солнце золотило облака на небе, но Шина не замечала этого, занятая собственными размышлениями. Судьба улыбнулась ей, во-первых, потому, что она провела целый день в обществе Люсьена, а во-вторых, потому, что она узнала кое-что о своих родителях. Когда леди Карингтон рассказала ей о вероломстве Патрика О’Донована, Шина с ужасом поняла, что, если бы Люсьен слышал их разговор, она бы была разоблачена. Она призналась, что ее отец Руперт Ашбертон, и леди Карингтон достаточно было упомянуть дату брака ее отца, чтобы стало ясно, что ей не двадцать восемь лет, а только двадцать один год. В отчаянии Шина смотрела на герцогиню и Люсьена, которые все еще беседовали у окна. Но они настолько были заняты разговором, что, к счастью, не слышали ни слова из ее беседы с леди Карингтон. Набравшись решимости, она обратилась к леди Карингтон:

— Я очень вас прошу какое-то время не рассказывать никому о том, кто я такая и что вы знаете обо мне.

— Но, моя дорогая миссис Лоусон, я должна рассказать о вас вашим бабушке и дедушке, — возразила леди Карингтон. — Они мои старые друзья, и я не Могу оставить их в неведении. Они и так уже достаточно наказаны за то, что не признали брак сына. Сколько раз они сожалели об этом, когда старший брат вашего отца был убит на войне. Я думаю, они сожалели бы об этом еще больше, если бы он не оставил после себя двух сыновей и дочь. Они часто вспоминали о вашем отце, и не раз ваша бабушка говорила: «Как глупо, Вера, что мы не помирились с Рупертом и не попросили его вернуться домой». Но лорд Эйвен был очень строг со своими сыновьями, и гордость мешала ему помириться с Рупертом. Проклятая гордость Ашбертонов — их злостный враг.

— Если бы вы только знали, — тихо сказала Шина, — как я хочу узнать о них все. Я хочу, чтобы вы рассказали мне все об отце и матери, но, пожалуйста, не говорите ничего герцогине и полковнику Мансфильду. Сейчас, по крайней мере. Дайте мне ваш адрес. Я напишу вам через несколько дней. Я должна кое-что сделать, но не могу вам сейчас объяснить. Пожалуйста, поверьте, для меня это очень важно.

Леди Карингтон была изумлена:

— Ну конечно, моя дорогая девочка, я не буду делать того, чего вы не хотите. Но я так рада, что нашла вас. Вы так похожи на свою мать. Я видела ее всего два раза, но запомнила на всю жизнь. Так она была красива. Руперт привел ее ко мне и сказал, что они хотят пожениться. Я попросила его быть осторожным при разговоре с отцом. Я знала, что лорд Эйвен будет против женитьбы любого из своих сыновей, прежде чем им исполнится двадцать один год. Но Руперт был упрям и не хотел никого слушать.

— Вы должны подробно рассказать мне об этом, — сказала Шина. — Но не здесь. Я боюсь, что полковник Мансфильд может нас услышать.

— Почему это вас так пугает? — изумилась леди Карингтон.

— Я не могу назвать вам причины сейчас. Пожалуйста, не говорите ни слова, пока я не дам о себе знать. Я напишу вам, как только смогу. Возможно, я уговорю мадам Пелейо, чтобы она позволила мне навестить вас.

— Но, миссис Лоусон, я не понимаю, разве это не очевидно для вас, что лорд и леди Эйвен сразу же захотят встретиться с вам. Вам не придется самой зарабатывать себе на жизнь. Вы будете жить с бабушкой и дедушкой. Они вас примут с распростертыми объятиями.

— О, я так рада это слышать, — сказала Шина. — Я всегда думала, что они не хотят меня видеть.

— Какая гнусная клевета! — воскликнула леди Карингтон.

— Теперь-то я все поняла. Но, пожалуйста, не говорите об этом здесь, — опять попросила Шина.

В это время герцогиня и Люсьен подошли к ним.

— Полковник Мансфильд одобряет мои новшества, — заметила герцогиня с удовлетворением. — Я воспользуюсь его советом, ведь, по словам моего зятя, сады в его доме в Марипозе самые лучшие в стране.