— Быстро в машину! — скомандовал я ей, кивнув назад, в сторону «Ниссана».

И она исчезла за моей спиной. А мужик уже шел ко мне, и теперь я вынужден был обратить внимание на него. И очень своевременно. Мужик был лет, наверно, сорока, лысоватый, на голову выше меня и заметно шире в плечах. Из-под коротких рукавов клетчатой рубашки буквально выпирали его тяжелые бицепсы. Да-с, весовая категория не моя. Нет, я, конечно, без боя не сдамся, но нужен ли мне сейчас этот бой?

— Ты кто такой?! — рявкнул громила из «Жигулей».

— Какая разница! — ответил я. — Вали отсюда. И сделал осторожный шаг назад. Я отступал с достоинством, принимая откровенную боевую стойку, даже руку из кармана вынул, а про себя подумал: «Возможно, он просто здоровый от природы. Но вряд ли. Все-таки это руки настоящего спортсмена. Дай Бог, не боксера и не самбиста, но все равно дело может принять серьезный оборот. Пролить кровь за прекрасную незнакомку — это, конечно, красиво, однако только в том случае, если выходишь победителем, но если очнешься утром, а рядом ни прекрасной дамы, ни соперника, ни бумажника с деньгами… А то, бывает, и вообще не очнешься…»

Все эти мысли промчались у меня в голове примерно с той же скоростью, с какой горнолыжник размышляет, куда ему повернуть перед очередным флажком на трассе гигантского слалома. И вывод был готов через две секунды: рука нырнула обратно в карман.

— Да ты кто такой?! — снова взревел громила, надвигаясь.

— Стоять! — сказал я с холодным бешенством, усилием воли заставляя не дрожать поднятую руку с пистолетом. Все-таки первый раз в жизни целился в живого человека.

— Да ты что, офонарел, что ли? — как-то неправдоподобно тихо спросил мой враг и напряженно замер, по-моему, оценивая расстояние между нами спокойным взглядом профессионала.

Когда выхватываешь оружие и не стреляешь в ту же секунду, как учат учебники и инструктора по боевому самбо, ты рискуешь в основном тремя вещами: первое — кто-то может тоже выхватить оружие и выстрелить раньше; второе — оружие могут вырвать из твоих рук и применить против тебя; третье (специфика нашей замечательной страны) — от тебя удерут, а потом накапают в ментовницу. В данном случае третье исключалось: он не знал меня, а стоящий позади «Ниссан» должен был отбить всякую охоту от знакомства. Второе он исключил сам, внимательно просчитав свои и мои возможности. А первое оставалось, строго говоря, под вопросом, но, кажется, он все-таки был безоружным.

— Вали отсюда, — повторил я почти добродушно. — Девушка попросила меня о помощи. Этого достаточно. Так что садись в свою тачку, и чтобы через десять секунд тебя здесь уже не было. Я начинаю считать. Раз…

Он медлил.

— Два… — Я держал теперь пистолет обеими руками.

— С-сука, — процедил он сквозь зубы, сплюнул, повернулся и не спеша зашагал к «Жигулям». Наверно, он был из тех людей, которые совсем не привыкли убегать.

И я подумал: «Ну, ладно, приятель, сейчас мы тебя испытаем».

Когда я громко произнес «Девять!», он уже закрыл дверцу, но машина еще стояла. По счету «десять» я выстрелил (в воздух, разумеется). Уж очень было интересно, как он себя поведет. И этот персонаж не обманул моих ожиданий: «жигуль» взревел — очевидно, он вдавил педаль в пол на первой передаче и рванул с места, как «Мерседес», причем сильно вильнув вправо (то ли занесло, то ли он специально вывернул руль из соображений безопасности).

Я громко и радостно расхохотался, уронил «ТТ» обратно в карман и лишь тогда оглянулся.

Спасенная мною красавица стояла совсем близко и смотрела на меня в упор, но в глазах ее были вовсе не благодарность и обожание, а растерянность, недоверие, страх и еще что-то странное, чего я не мог назвать, но понимал: именно это чувство для нее сейчас главное. Упрек? Разочарование? Обида? Бессильное отчаяние? Ей было плохо, и я брякнул первое, что пришло на ум:

— Не бойся, дурашка, я тебя не обижу.

Ноль эмоций. Точнее, эмоции все те же — ноль изменений.

— Пистолет-то газовый, — соврал я. — С этим парнем все в порядке.

Этот новый заход тоже не дал эффекта. Она лишь нервно втянула носом воздух, и я счел нужным прокомментировать:

— Ветер не в нашу сторону.

Но она, кажется, даже не поняла, к чему я это сказал, и еще раз шмыгнула носом. Она плакала.

— Господи, да что с тобой?! — Я вдруг словно проснулся.

И тут она, покачнувшись, сделала два неверных шага, упала мне на грудь и заревела в голос.

— Вот те на! Девочка моя, я что-то не так сделал? Может, надо было ему помогать? Или вам обоим? Я бы сказал — обеим.