Похоже, её сейчас стошнит, она пытается что-то сказать. Она явно хочет поскорее убраться отсюда, но телохранители куда-то пропали, до двери далеко, и похоже, что она застряла тут одна и надолго, так что придётся смириться с этим.

Вокруг уже собралась целая толпа. Мамаша, Зик, мистер Толстый Хрен и Кабан. Ещё подошли Джинджер и Лиз. В воздухе чувствуется какой-то животный запах. Страсть. Похоть. Посетители требуют жертв.

Посетителям всегда мало, разве нет?

Я выпиваю напиток из её стакана — тот самый, с каплями спермы, и делаю шаг в сторону. Теперь к ней подходит Кабан:

— Один вопрос, — говорит он. — Как ты думаешь, можно ли заниматься сексом без любви?

Похоже, он так и не узнал её.

Она с нескрываемым ужасом смотрит на его длинный, похожий на кнут член, и нерешительно качает головой. Её голос разом стал тоненьким, как у девчонки, и испуганным.

— Нет, — пытается соврать она.

— Любовь — это пустая трата времени, — отвечает он. — А секс — это просто секс. — Он ухмыляется, а затем, фыркнув, демонстрирует ей свой член. И только сейчас я понимаю, что он тоже узнал её. Ведь он только что процитировал фразу из её автобиографии.

И теперь ей страшно не на шутку.

Иногда Бар Уродов поражает даже меня.

Она срывается с места по направлению к выходу. Но на её пути встаёт Мамаша.

Я небрежно киваю в сторону члена Кабана:

— Он хорош, сама увидишь, — говорю я.

— Выпустите меня отсюда! — она пытается обойти Мамашу, но Мамаша делает шаг в сторону и снова преграждает ей выход.

— Хочешь ещё выпить? — Я изо всех сил пытаюсь сдержать смех.

— Я хочу уйти отсюда!

— А зачем ты тогда сюда пришла?

Она смотрит на меня и ничего не отвечает. В баре она разговаривала только со мной, и похоже, ей кажется, что между нами возникла какая-то связь. Ей кажется, что я чувствую свою вину перед ней, ведь я смотрю ей прямо в глаза. Но она пока даже не догадывается, в какое дерьмо вляпалась.

Я поглаживаю свой член:

— Я займусь тобой, — говорю я ей. — Даже могу сделать тебе больно, если захочешь.

— Выпустите меня!

— Нет.

Мой краткий отказ ошеломил её. Не помню, были ли её губы накрашены, когда она пришла сюда? Сейчас на них нет ни следа помады. Губы у неё сухие и тонкие. А левый глаз уже начинает дёргаться.

— Да ты не знаешь, с кем связался! — говорит она. — Меня будет искать много людей. Целая толпа! Ты не знаешь, кто я такая!..

— Да знаю я, кто ты, — отвечаю я.

Она молча уставилась на меня. Лицо её побледнело, теперь оно больше напоминает личико фарфоровой куклы.

— Ну, пошли.

Я беру её за руку. Рука у неё мягкая, тонкая, можно прощупать каждую косточку. Тащу её к двери, ведущей в заднюю комнату.

— У меня… У меня месячные! — снова пытается соврать она.

Я усмехаюсь:

— Чем больше будет крови, тем лучше.

— О боже… О боже… О боже… — она начинает плакать. Вся трясётся от страха. Размазывает тушь по лицу. Шмыгает носом. Теперь она уже не похожа на поп-звезду.

— Прошу вас… — всхлипывая, она начинает умолять меня отпустить её.

А я тащу её в заднюю комнату.

Там есть кровать с водяным матрасом, наполненным спермой, кровью, мочой и плацентой. Но я веду её не к кровати, а к столу. Закрепляю её руки и ноги в кожаные петли. Её тело такое безвольное и податливое, что я могу делать с ней всё, что захочу. Она смотрит по сторонам, видит вокруг кости, мёртвых младенцев и животных, разные приспособления. Вряд ли она осознаёт, что происходит. Она нерешительно прикасается к липкой стене, медленно кладёт палец в рот, пока я пристёгиваю её ремнями. И вот её уже тошнит. Она сплёвывает слюну, пытаясь сдержать рвоту. Лиз подходит к ней и слизывает слюну с её рта и подбородка.

Она сопротивляется, извивается, и Лиз бьёт её по лицу. Пять раз. Быстро.

Игра начинается.

Певичка смотрит на меня, открыв рот. По её лицу стекают слёзы и кровь — у неё разбит нос.

— Сожми руку в кулак, — приказываю я.

Она делает то, что я сказал. Сжимает кулак. Джинджер садится на кулак и медленно скользит по её руке вниз — она уже вся мокрая. Певичка инстинктивно пытается отдёрнуть руку, она орёт от отвращения, пытаясь стряхнуть Джинджер, но пизда Джинджер — как стальной капкан, который так просто не разожмёшь. Она вертится на руке певички и вскрикивает каждый раз, когда приближается к оргазму.

— Убери её! — орёт певичка. — Убери её!

Но Джинджер ещё не закончила. В выделениях, стекающих по руке певички, появилась кровь.

Не могу сказать точно, чья это кровь — Джинджер или певички.

Кабан подходит поближе. Он сжимает свой член и начинает лупить им певичку по груди.

Она кричит. Кричит скорее от страха, нежели от боли. Хотя какая разница.

Джинджер уже слезла с кулака. По руке певички стекает кровь, а на груди уже появляются синяки.

Все хотят принять в этом участие, все посетители бара. Я не жадный, я люблю делиться, но рот певички никому не отдам. Я заслужил такое право. Я говорю об этом всем, и никто не возражает. Зик держит её голову, пока я открываю ей рот. Она уже не кричит — похоже, теряет сознание, но мне всё равно. Это не помешает мне сделать то, что я задумал. У неё во рту ещё остались осколки зубов — и я выбиваю их все. Её рот полон крови, как я люблю. Она приходит в себя, её снова тошнит. А я расстёгиваю брюки, достаю член и заталкиваю ей в рот.