— Пошли на кухню, поговорим, — сказал он очень тихо, и я поймал себя на том, что собирался сказать в точности то же самое, но он опередил меня.

И я пошел за своим двойником, еще не понимая, почему именно он захватил инициативу. А он выключил воду (я было кинулся туда же), потом открыл холодильник (за этим занятием мы столкнулись лбами, но не обиделись друг на друга), извлек давешнюю смесь коньяка с соком, долил ее водой и расплескал по чашкам, взятым с сушилки. Я сдержался и не стал мешать ему больше. Мы все делали одинаково, но он опережал меня. Я это понял. Соревноваться было бессмысленно. Почему так — я не знал, но я порадовался этому независимо от меня возникшему различию. Оно помогало мне. Ведь мы должны были во что бы то ни стало научиться не только дублировать, но и дополнять друг друга. Неожиданно оказалось, что научиться этому проще, чем мы думали. Едва он задал свой первый вопрос, как у меня сразу пропало желание повторять его слова. Возникла необходимость отвечать. И это было очень естественно. Кому из нас не знакомы мысленные беседы и споры с самим собой? Вот почему нам сразу и без труда удался нормальный, во всяком случае, почти нормальный диалог.

— Да, браток, — сказал он глотнув, — не самый лучший момент выбрал ты для размножения: глаза слипаются, башка трещит и во рту пакостно.

Потом добавил:

— Это ничего, что я сказал «ты»?

— А ты считаешь, что мы должны говорить друг другу «вы»? — таков был мой первый вопрос к своему двойнику.

— Да, сэр, ведь мы же с вами интеллигентные люди, — произнес он с издевкой, а потом — без паузы: — Идиот! Я должен был сказать «я». Ведь это я выбрал неудачный момент для самокопирования, и я, точно так же, как и ты, отвечаю за все твои — они же мои — поступки. Ты пойми, пока еще я и ты — это одно лицо, но чем дальше, тем в большей степени я буду становиться самобытной личностью, у меня появится…

— Остановись, — сказал я, овладев собой, — все это не интересно, потому что очевидно.

— Потому что я — это ты.

— Перестань, — сказал я. — У нас есть много серьезных проблем. А две головы лучше, чем одна. Даже две одинаковые, но давай постараемся сделать их разными.

— Они и будут разными.

— Согласен. Но хотелось бы поскорее. Мы не должны повторять мысли друг друга — мы должны спорить. А для этого надо прежде всего четко сформулировать позиции.

Но мы далеко не сразу научились четко формулировать позиции. Было много бесполезного перебивания, глупых вопросов, шуток, дурацкого смеха, перебранок и даже нелепой боязни друг друга. Но два полезных вывода мы все-таки сделали. Первый: моему двойнику нужно имя. И мы его придумали. Ведь он никто иной, как другой я, альтер эго, и отбросив «эго», мы получили звучное имя Альтер. (Фамилию решено было оставить мою). Вторым дельным выводом было решение немедленно приступить к разработке плана дальнейших действий, причем я должен был отстаивать вариант наискорейшего обращения за помощью к властям и специалистам, в то время как Альтер призван был защищать вариант максимальной автономии нашей исследовательской группы. И я уже выдвинул на обсуждение свой первый тезис, когда увидел, что альтер смотрит мимо меня на дверь из кухни, и вспомнил про Ленку.

Она стояла, держась одной рукой за притолоку, а другой терла глаз. Волосы ее были растрепаны, ночная рубашка надета косо, наспех, на левой щеке остался след от смятой наволочки. И я ощутил жалость и стыд за свой поступок. А Ленка сказала:

— Свинья ты…

И добавила, не зная, к кому из нас обратиться:

— Свиньи вы, ребята.

И это было так трогательно, что мы прониклись к Ленке еще большей жалостью, но мы не знали, что делать, мы не решались вскочить оба и извиняться, и утешать ее, мы не знали, как она прореагирует, а кидаться к ней лишь одному из нас было бы уж совсем глупо. И мы сидели, полные оба одинаковой нежности и жалости к ней, и молчали, как дураки. И тогда из глубины коридора, из-за Ленкиной спины появилась еще одна точно такая же заспанная Ленка и с той же интонацией сказала:

— Свиньи вы, ребята.

И обе они засмеялись.

Вот это был розыгрыш! Мы вскочили им навстречу и тоже стали хохотать, и что-то кричать, и прыгать, и тискать друг друга, и целоваться меняясь партнершами, а потом я и Альтер подхватили каждый по Ленке на руки и понесли в комнату, и повалились все вместе на постель и было немного тесно, зато очень весело. Правда, должен признаться, в какой-то момент нам стало вдруг стыдно, и потому на первый раз ничего не получилось. Все-таки это было очень непривычно. Да еще нам всем одновременно неудержимо захотелось пить, и вообще мы чувствовали себя скверно.

— Ну, ладно, развратники, — сказала одна из Ленок, — шведской семьи из нас не вышло…

— Пока, — поправила другая.

— А я считаю, что вышло, — возразил Альтер.

— Не спорьте, — сказал я. — Мы — шведская семья по определению. Причем самая счастливая шведская семья в мире. Ведь более идеальную совместимость партнеров невозможно представить. А сейчас мы просто не в форме, и прежде всего надо позавтракать.

— Витька прав, — сказала одна из Ленок.

— Нет, — вмешался Альтер, — прежде всего надо придумать имя синтетической Ленке.

— Синтетика, — предложил я.

— Сам ты синтетика, — обиделась Ленкина копия, и я впервые увидел, кто из них кто.

— А что, — спросила Ленка, — для второго Виктора уже придумано имя?

— А как же, — гордо сказал мой двойник, — меня зовут Альтер.

— Отлично! — обрадовалась Ленка. — Значит, ее будут звать Альтерра. Нет, лучше Альтерина. А кратко — Алена. Годится?

— Годится, — сказала Алена.

Так нас стало четверо.

Было уже девять (два по Иркутску), и не то чтобы хотелось, но надо было позавтракать. Альтера послали за продуктами. Ленка занялась готовкой того, что было в наличии, а мы с Аленой решили прибрать в комнате и заодно подумать о работе.

— Слушай, — сказал я, воспринимая ее пока еще как Ленку, — а как это все получилось?