Стемнело, Столешников опустел. Трац достает скрипку и начинает играть у открытого окна. От уже известного «Красного мака», то есть метрах в ста от его окна, раздается интеллигентный крик: «Володя, перестань!» По переулку идет мама Траца, музыкальный редактор на радио. Когда она доходит до дома, то еще с улицы говорит: «Я никогда не слышала, чтобы так фальшиво играли. У меня даже зубы заболели».

Трац растит лайку и всех заставляет давать ей кусок хлеба, щедро намазанный горчицей, чтобы отучить собаку брать еду из чужих рук. Лайка лопает горчицу с таким удовольствием, что даже завидно…

Если дойти до угла Столешникова с Пушкинской (Большой Дмитровки) и перейти на другую сторону, то перед вами окажется лестница, ведущая вниз, в подвал, где находится пивная, прозванная постоянными посетителями «Ямой», о которой уже было подробно рассказано. На другом углу – Институт марксизма-ленинизма с металлическими барельефами трех отцов-основателей. Фундаментальная пристройка, где висят на пилонах бетонные кубы с этими портретами, явно возникла после развенчания «культа», поскольку места для четвертого барельефа не предусмотрено. Почти библейский сюжет, где роль лидера опять у еврея, а ближайшие соратники (Петр и Павел – Фридрих и Владимир) не римлянин и грек, а немец и русский, состоящий еще из калмыка и швейцарского еврея, что делает его происхождение почти безупречным.

Перейдя от суперидеологического института обратно через Дмитровку и начав заново отмерять ногами теперь уже другую сторону Столешникова, сразу же оказываешься перед домом, где внизу магазин «Меха», а на третьем этаже жил наш соученик и член команды КВН Лёня Шошенский, внук уже упомянутого модного писателя Ефима Зозули, погибшего под Ржевом в 1942-м. Дедушка Зозуля находился в обширной переписке со всеми литературными звездами того времени: Кольцовым, Олешей, Маяковским… Не знаю зачем, но он складывал ответные записки от своих великих современников типа: «В ресторан сегодня не пойду…». Тем самым он копил внуку средства на американскую жизнь, поскольку в один из моих приездов в Нью-Йорк я застал Лёню в подготовке к выбрасыванию на рынок этих ценнейших артефактов.

Над Шошенскими в этом доме обитал писатель, автор популярной в пятидесятые книги «Суворов». С писателем, имени которого никто не помнит, связана такая легенда…

Существует нелепое мнение, будто Сталин успевал прочесть все книги в рукописи, перед тем как их отдавали в печать. Нетрудно посчитать, что даже при том скудно издаваемом перечне названий, исключая, конечно, «Справочник агронома» или «Уроки для механика дизельных установок», и даже без учета времени, потраченного на злодейство и унижение верных соратников, а попутно на управление государством, гениальному семинаристу вряд ли хватило бы в сутках всех 24 часов на прочтение хотя бы годового репертуара «Политиздата».

Но миф о гениальности вождя ничем не заглушить.

Так вот, сосед Шошенского, когда Лёня еще лежал в колыбели или ползал в бумазейных ползунках, сдал в издательство книгу с коротким названием «Суворов». Тогда в моде были книги и фильмы, прославляющие русского гения, – «Мусоргский» или, например, «Адмирал Ушаков».

Правда, мой товарищ по бакинской школе, сын героя Советского Союза Карен Манукян, как только переехал в Ереван, сразу выяснил, что бабушка у Суворова была армяшка, при том что этот важный факт в книге совершенно не был отражен. Потому и выпало из истории обращение светлейшего князя Потемкина к будущему генералиссимусу – «армяншка». Заодно Карен, или его новые земляки, посчитали, что в процентном отношении количество Героев Советского Союза у армян было самое большое среди всех наций и народностей СССР. Про Д’Артаньяна, которого дублировал артист Карапетян, и говорить нечего. Но эти важнейшие вехи истории самой древней цивилизации, увы, к данной книге никакого отношения не имеют.

Через какое-то время автор «Суворова» получил открытку с коротким посланием: такого-то числа в такое-то время позвонить по такому-то телефону. И подпись – Поскребышев. Каждый советский писатель и грамотный читатель знали, что Поскребышев – секретарь Иосифа Виссарионовича Сталина.

Тогда далеко не все советские писатели имели дома телефон. У Шошенского, то есть у его дедушки Ефима Зозули, он, например, имелся, и то, надо думать, поставили его далеко не сразу, иначе Лёнька сидел бы без автографов знаменитостей. У простого русского автора «Суворова» телефона, конечно, не было. Да, еще одна очень важная деталь. В открытке указывалось, что при себе, то есть когда звонишь, необходимо иметь рукопись собственной книги.

Вместо того чтобы пойти позвонить к соседям, автор «Суворова», видимо, не обладая быстротой мышления своего героя, – один бессмысленный переход через Альпы чего стоит! – отправился на улицу к телефону-автомату. Пока он плетется через двор, держа папку подмышкой и не ожидая ничего хорошего от предстоящего разговора, обратим ваше внимание на то, что героев прославляют, как правило, нелепые поступки, от которых порой вреда больше, чем пользы. Пристроив папку с тесемочками, куда были уложены, как сейчас бы сказали, листы А4, на пустую металлическую полку, на которой предполагалось, как в цивилизованных странах, хранить телефонную книгу, он в назначенный час набрал указанный в открытке номер из будки телефона-автомата, стоящего рядом с магазином «Русские вина». Когда в ответ на его звонок подняли трубку и сказали: «Секретариат товарища Сталина», писатель назвал свою забытую ныне фамилию. «С вами сейчас будет говорить Иосиф Виссарионович», – сказали ему, и вот тут автор «Суворова» чуть не потерял сознание. Он стоял в будке, потный и дрожащий, а рядом за дверцей уже выстроилась маленькая очередь из двух-трех человек. Напомним, что история разворачивалась на одном из самых оживленных перекрестков города Москвы. В трубке долго что-то щелкало, потом глухой голос с сильным грузинским акцентом, пропуская всяческое приветствие, сразу сказал: «Откройте страницу двенадцать и во втором абзаце сверху после слов…»

Дрожащий писатель, проделав чудеса ловкости, сумел открыть папку, достать вечное перо, как голос в трубке уже произнес: «А тэпэр откройте страницу тридцать семь…»

В стекло дверцы автомата постучали пятнадцатикопеечной монетой. Поскольку у писателя свободно могла двигаться только голова, он ею кивнул, давая понять, что видит растущую очередь…

Еще и трети рукописи не было пройдено, а народ уже бесновался около будки, на которой через трафарет была нанесена надпись: «Разговор не более трех минут». Автор «Суворова» не нашел ничего лучше, как высунуть наружу голову и закричать: «Тише, товарищи, я разговариваю с товарищем Сталиным!» Озверевшая от такой наглости очередь ринулась выдирать писателя из будки. Последнее, что он успел прокричать в трубку: «Иосиф Виссарионович, у меня дома нет телефона, звоню из автомата, но тут очередь! Не дают говорить!» С последними словами его выбросили на улицу, а следом и папку с тесемочками. В сильной ажитации писатель собрал с тротуара и сложил в папку свою рукопись. Затем, к гадалке не ходи, направился в магазин «Русские вина». Даже не выпив, он уже на подгибающихся ногах с бутылкой в кармане вполз в свой двор и, увидев в нем зеленую военную машину и солдат в форме МГБ, даже успокоился, что не придется трястись до ночи. По широкой лестнице он поднялся на свой этаж, подсознательно отмечая по солдату на каждой площадке. Дверь в его квартиру была открыта настежь. В коммунальном коридоре стояла непривычная тишина, и кроме очередного солдата в нем никого не было. Открытой оказалась и дверь в его комнату. Автор «Суворова» выдохнул из легких последний воздух свободы и взошел на свою жилплощадь, как на Голгофу. Посреди комнаты возвышался золотопогонный офицер, который протягивал ему трубку полевого телефона. Писатель автоматически прижал ее к уху и сразу, без паузы услышал: «А тэперь откройте сто двенадцатую страницу и после слов…»