Шрифт:
— Учения меня многому научили, это было просто сказочно. — В голосе Крутеня восторг. — Ведь я первый раз поднялся в воздух и летал. Летал на разведку, наблюдателем, с самим Нестеровым. Знаете, какой это человек?!
— Слышал о нем, слышал. По всей России гудит его имя, да и за дело. А что дали учения нашей матушке-артиллерии? Доложите.
— О, тут целый переворот. С самолета можно корректировать огонь артиллерии, чтобы наносить точные удары по противнику. Способы еще будут уточняться. А разведка? Тут икары по всем статьям превосходят пеших и конных разведчиков. Авиация набирает силу, она еще заявит о себе, аппараты станут надежнее, мощнее…
Полковник иронически улыбнулся.
— Угадываю, поручик, по вашим восторженным излияниям, что вы сами увлеклись воздухоплаванием.
— Сознаюсь, увлекся. — И, помолчав, добавил: — Я решил тоже стать летчиком, поступить в авиационную школу.
— Вы это серьезно, Евграф Николаевич? — нахмурил брови полковник. — Ну, мы еще посмотрим. Своей волей вас не отпущу. Не для того я посылал вас в авиароту, чтобы потерять.
Белькович нервно начал ходить по своему кабинету, вновь заговорил:
— Да вы понимаете, на что идете? Сколько разбивается этих господ авиаторов, страшно сказать! Несть числа жертвам, мир их праху. И вы хотите такой участи?
Крутень поднял глаза на полковника, выдержал его ставший тяжелым взгляд.
— Я хочу, я должен выучиться на летчика. Разрешите подать рапорт по команде?
— Подавайте, этого я вам запретить не могу. Но знайте — так просто я вас не отпущу. Вы прекрасный артиллерист, учились нашему делу и должны служить только в артиллерии…
И Крутеню пришлось писать в инстанции, просить, требовать, выслушивать отказы и снова писать. Это длилось недели, месяцы.
Товарищи по дивизиону по-разному отнеслись к его плану. Одни осуждали, называли отступником, другие одобряли. Поручик Кононов однажды с чувством сказал:
— Жаль мне с тобой расставаться, друг, но и по-дружески пожелаю: если решил — бейся до последнего.
Наконец пришло долгожданное распоряжение свыше: отпустить поручика 2-го конно-горного артиллерийского дивизиона Евграфа Крутеня на учение в Гатчинскую авиационную школу. Первый бой был выигран.
В своем приказе по части от 21 января 1914 года полковник Белькович вынужден распорядиться: "Ввиду отъезда поручика Крутеня в авиационную школу, подпоручика Мельницкого назначаю заведующим артельным хозяйством и лабораторией".
Подобрев, Владимир Леонтьевич тепло попрощался с Евграфом:
— Я понимаю вас, поручик: молодых всегда тянет к неизведанному, геройскому. Лихости вам не занимать. Но если что не сложится, возвращайтесь в дивизион, снова примем вас в нашу дружную семью. Езжайте с Богом!
Гатчинское начало
Гатчина — небольшой городок, в шестидесяти верстах от Санкт-Петербурга. Ранее был знаменит лишь великолепным дворцом и парком времен Екатерины II. Но в 1890 году здесь обосновался учебный воздухоплавательный парк. Часто над Гатчиной, к изумлению местных жителей, высоко поднимался аэростат, в корзине которого находились люди. В 1910 году парк преобразовался в офицерскую воздухоплавательную школу. Однако зарождающаяся авиация внесла новые изменения — при школе открылся авиационный отдел, на базе которого в 1914 году сформировалась Гатчинская военная авиационная школа. Надо было срочно готовить летчиков для создававшихся армейских авиачастей.
Сюда-то, в эту школу, в январе 1914 года приехал поручик Евграф Крутень, одержимый мечтой стать авиатором. Прошлое осталось позади, к нему возврата не будет. Ни упреки отца, ни преграды, возводимые артиллерийским начальством, не повлияли на его решение. Крутень добился своего. Он помнит слова учителя я друга — Петра Николаевича Нестерова: "Если вы действительно решили летать — идите напролом, рвите путы, что связывают вас". Путы порваны, впереди ясная манящая цель…
С некоторой робостью Евграф Николаевич вошел в кабинет начальника школы полковника С. А. Ульянина, четко, по-строевому доложил:
— Господин полковник, поручик Крутень прибыл в ваше распоряжение для обучения полетам.
— Вольно, поручик!
Начальник через стол протягивает прибывшему руку. Лицо его, с длинными кавалерийскими усами и внимательными светлыми глазами, приветливо.
— Садитесь. Итак, приехали учиться летать?! Похвально. Нестеров, наш питомец, ставший теперь знаменитостью, лестно отзывается о вас. Пишет: Крутень обещает быть славным авиатором…
Ульянин какое-то время смотрит на прибывшего, как бы желая проникнуть в его душу, и вдруг спрашивает: