— Раньше это надо было делать, сразу, — сказал тогда с досадой Толик. — Вообще не нужно было ехать в Москву… Но мне ведь тоже в голову не приходило, что все структуры власти рухнут в один миг! А то, что мы тут видим, — агония. В общем, надо найти какой-нибудь внедорожник, слить бензина, сколько сможем, набить его продуктами и валить куда-нибудь к югу. До Кубани бы добраться…

— У тебя там кто-то есть? — машинально спросил Максим.

— Даже если бы были, разве стал бы я теперь на это рассчитывать? Нет, просто народ там зажиточный в смысле продуктов, мне рассказывали. У хозяек запасы на зиму, консервирование домашнее, понимаешь? Не магазинное, свое. Мутанты ведь консервов не чуют, а зимой нам это все пригодится. С другой стороны, зима там покороче. А весной… Надо что-то сажать, так получается. Если живы будем.

— К весне, я надеюсь, мутанты вымерзнут. Если нет — не знаю, что будет.

— Дожить еще надо до весны! — повторил Толик. — Вдруг здесь все же что-то наладится? Тогда вернемся. А может быть, в Сибири первыми порядок наведут, приедут нас спасать. Надо дожить, а там поглядим. Жаль, что нас маловато. Может, Пчелку с собой прихватить? Или Дрона?

— Не стоит, — покачал головой Максим. — Пчелка все никак от печали своей отойти не может, да и не боец она. А Дрон слишком близок к Новосибу.

И вот теперь предстояло как-то попасть в конвой Клыкача, чтобы без потерь и особого риска проделать первую часть пути. Пряча мерзнущие кисти в рукава, к Максиму вразвалку подошел Толик.

— Ленка решила рискнуть и попробовать Папу Мишу ограбить.

— Ты о чем? — не понял Максим. — Продукты?

— Продукты — вот! — Толик повернулся, демонстрируя висящий за плечами рюкзак. — И вода на первое время есть. Нет, я пожалел, что патронов мало у нас, вот Лена и задумала утащить несколько рожков. Дело очень полезное, главное — чтобы не попалась.

— Думаю, нам все же надо обзавестись топорами хорошими. Патронов теперь тоже никто не производит, недолго нам стрелять осталось.

— Понятное дело! Но пока есть, глупо отказываться от огнестрела. Ну что, вон и Клыкач опять на кого-то орет. Пойду проситься в конвой. Мы решили, что мудрить не стоит. Он Новосиба ненавидит, так что скажу просто: хотим к тебе в отряд. Стой тут, жди Ленку.

Максим с невольным замиранием сердца следил за Толиком, когда тот, одернув раздобытый во вчерашнем особняке пуховик, строевым шагом приблизился к Клыкачу. Суровый командир выслушал просьбу и, повернув голову, рассмотрел Максима. Потом кивнул и пальцем указал сперва на один, потом на другой грузовик. С отправкой каравана что-то не ладилось, к нему постоянно подбегали какие-то люди, и в рассветных лучах было видно, как все сильнее краснеет лицо начальника. Толик вернулся.

— Ну вот, тебе во второй грузовик, мне — в третий. Ничего страшного, не потеряемся.

— Смогла бы еще Лена устроиться по-тихому…

— Тоже мне проблема! — Толик рассмеялся. — Ну что мы, девчонку на борт не протащим? Все же не подводная лодка!

Вскоре появилась и Лена, которая едва волокла тяжелый рюкзак, зато вся буквально светилась счастьем. Она умыкнула у Папы Миши два десятка снаряженных рожков, три фонарика, батарейки и еще всяческой мелочи.

— Нехорошо красть, конечно, да еще у своих, но я это все десять раз уже отработала! — немного смущенно пояснила Лена. — В конце концов, нам нужнее.

На площадку перед КПП выехал бронетранспортер, по всей видимости заменивший БМП. На башенке торчал флагшток с большим российским флагом. Водитель заглушил двигатель, выскочил из люка и тут же подбежал к Клыкачу, что-то крича и указывая руками на машину. В то же время из здания начали выводить стариков. Максим ждал, что появятся и дети, но их не было. К грузовикам вели только пенсионеров, и так как людей Клыкача собралось подозрительно мало, Лена вместе с парнями стала подсаживать их в грузовики. Выбрав удобный момент, Максим и Толик отправили в кузов и ее саму, после чего передали рюкзаки.

— Дай мне еще пару магазинов, — попросил Толик. — Пора мне идти к своей машине, а то там, кажется, вообще до сих пор никого из бойцов нет.

Лена спросила стариков, почему нет детей, и те, перебивая друг друга и ругаясь, кое-как рассказали: по непонятным причинам руководство в последний момент отказалось отправлять за город детей. Поговаривали, что они поедут в другое место, что где-то готовится для них специальный укрепленный лагерь, где именно московские и будут все контролировать.

— Не верят они люберецким! — сказал старик с трясущейся головой. — Я сам слышал, как тот, на Косыгина похожий, сказал: «Они нас на три буквы шлют, а мы им детей отправим? Пусть забирают стариков!» Вот нас и сбрасывают, как балласт! Как балласт!

Он еще раз пять повторил про балласт, и каждый раз посмеивался. Моложавых, годных для рейдов или охраны стариков тут не было. Многие с трудом передвигались, а некоторых принесли на руках. Все они ощутимо попахивали: судя по всему, воду на них тоже экономили. И уж совсем неприятно было прикасаться к их скатанным постелям — они «благоухали» через одну, и далеко не только мочой. Постоянно какая-нибудь старушка вдруг начинала рыться в карманах и голосить, что она забыла лекарство. Внимания на это никто не обращал, и Максим в какой-то момент понял, что подсаживает их в кузов так, словно это не живые люди, а просто обуза.