Во время начавшегося в армии развала после революции он создал, из оставшихся верными своему долгу солдат, ударный полк, носивший его имя, который отличался своей особой храбростью и был ему безгранично предан; особенно же беззаветно — буквально до степени обожания, — был ему предан текинский конный дивизион, который неотлучно был при нем и был готов весь «лечь за него костьми». Этот полк и дивизион приняли на себя охрану Ставки после назначения генерала Корнилова Верховным Главнокомандующим.

Одна лишь весть о его назначении имела уже магическое действие: солдаты на фронте, зная его решительность и строгость, «подтянулись» и стали даже отдавать честь офицерам, а солдатские комитеты стушевались и притихли.

Но, помимо своих выдающихся воинских качеств, генерал Корнилов не обладал ни дальновидностью, ни «эластичностью» мысли искусного политика и не отдавал себе отчета в трудностях и даже опасностях, с которыми сопряжена должность Верховного Главнокомандующего.

Сложные политические комбинации, особенно революционного времени, были ему совершенно чужды, и по простоте душевной он не замечал тех ловушек и пропастей, которыми была усеяна революционная почва.

После назначения генерала Корнилова патриотические, умеренно настроенные круги русского общества, потерявшие уже было надежду на спасение России, воспряли духом. Круги эти состояли из деятелей Союзов земств и городов, из членов умеренно-либеральных буржуазных партий и из разных представителей культурно-просветительных объединений.

В то время как революционный центр, возглавляемый Временным правительством и советами солдатских и рабочих депутатов, находился в Петрограде, деятели вышеупомянутых патриотических объединений, союзов и партий сосредоточились в Москве.

Они организовали там «общественное совещание» и пригласили на него генерала Корнилова, надеясь этим поднять патриотическое настроение в стране.

Стремясь расширить, опорой на общественность, «базу» для приведения в исполнение одобренных уже правительством мероприятий, генерал Корнилов принял приглашение на московское совещание и этим себя погубил.

Принимая это приглашение, он выходил из рамок своей военной сферы и вступал на политическую почву; будь он при этом дальновиднее и будь он ближе знаком с историей революций, он должен был бы ожидать, что вызовет этим среди революционеров подозрение в «бонапартизме», чего они всегда и везде больше всего боялись, особенно когда дело шло о боевом и популярном генерале, каковым был Л.Г. Корнилов.

Это, конечно, и случилось.

Если бы генерал Корнилов отдавал себе в этом ясный отчет, то решился бы на этот шаг лишь после всесторонней и серьезной подготовки, то есть после создания себе мощной военной опоры, путем сосредоточения в Ставке и вблизи столицы боевых и вполне ему преданных, сильных войсковых частей, на которые он мог бы в случае надобности положиться. Это возможно было сделать, исподволь и осторожно, под предлогом формирования в районах поблизости столицы «ударных частей» для Северо-Западного фронта, что было Временным правительством одобрено и было в то время особенно «модно».

Между тем в Ставке при генерале Корнилове был один лишь ударный полк его имени и текинский дивизион, а на фронте он, по-видимому, ограничился обещанием поддержки со стороны главнокомандующего Юго-Западным фронтом генерала Деникина, что не могло иметь большого значения, ибо этот фронт был слишком далек от столицы.

В Москве генерал Корнилов был встречен с большим воодушевлением, и «Московское совещание» прошло в средине августа месяца под знаком громадного патриотического подъема, что, конечно, не могло не перепугать революционных деятелей и заставить их бояться «за свою шкуру».

В конце августа месяца Временное правительство предательски спровоцировало генерала Корнилова, обратившись к нему с «конфиденциальной» просьбой послать в Петроград конный отряд якобы для усмирения готовящегося большевистского восстания, и объявило, когда этот отряд под командой генерала Крымова подошел к столице, что Корнилов намеревается свергнуть правительство и «задушить» революцию. Обвинив его в контрреволюции, Временное правительство вынесло решение о его смене и аресте и, помимо Ставки, послало на фронт запрещение исполнять его приказания.

Войска на фронте вновь «революционно» вздохнули, и никто, конечно, не принял открыто его сторону. И таким образом пропало, как пропадают «покушения с негодными средствами», выступление генерала Корнилова и вместе с тем безвозвратно погибло успешно начатое им дело восстановления боеспособности армии.

Было ли в действительности у генерала Корнилова приписанное ему Временным правительством намерение свергнуть революционную власть, трудно сказать. В его планы и мысли были посвящены в Ставке лишь два-три близких к нему офицера и генерал Деникин на Юго-Западном фронте. Даже объявленный вместе с ним арестованным начальник штаба Верховного Главнокомандующего генерал А.С. Лукомский не был в его намерения посвящен, о чем я лично от него узнал во время разговора, который имел с ним ночью, после получения постановления об аресте генерала Корнилова и его. И я этому верю, ибо А.С. Лукомский, один из мудрейших и дальновиднейших людей, которых я в своей жизни встречал, конечно, удержал бы Л.Г. Корнилова от таких рискованных шагов, которые, без соответствующей подготовки, могли бы лишь привести его и начатое им дело к гибели.