За час она успела выплакаться и покрасневшие глаза заблестели снова. Она больше не была тряпичной куклой. Она снова была умной и решительной женщиной. Правда, очень-очень уставшей.

Латунь и Курочка сидели в полутемной сторожке у южных ворот. Они ждали, пока один из стражников сходит за Бирюзой, которая должна была подтвердить их добрые намерения. Возница, который доставил их в Камнелот, давно уже уехал обратно к Пасечникам. Латунь и Курочка разговаривали — впервые за много дней.

Курочка сидела ссутулившись, вцепившись руками в край длинной и широкой мраморной скамьи. Ее тело мерно покачивалось взад и вперед, носок правой ноги взлетал вверх, отбивая в воздухе рваный ритм. Латунь предпочитал пореже смотреть на свою исхудавшую спутницу. Черты ее лица стали резки и неприятны, когда-то длинные и густые черные волосы Пасечник обкорнал грубыми ножницами, и они теперь свисали вокруг лица неопрятными засаленными патлами. То там, то тут в яркой черноте волос виднелась седина.

— Мы дотащились до дома на болоте. Сначала мы с мальчиками жили в комнатах. У меня даже хватило сил сволочь на болото трупы коров. Эти негодяи убили всех моих коров и кур, и мою собаку. Только Чернуху почему-то пощадили. Может быть, потому что она стояла в последнем стойле? Я доила Чернуху, варила какие-то каши, но сил у меня не прибавлялось. Потом мы перебрались в хлев. Уже ничего не варили, пили молоко из-под коровы, грызли сухари из старых запасов. Вскоре я поняла, что могу умереть, и даже наверняка умру. И тогда мальчики останутся в хлеву и будут обречены. Я, как могла, объяснила им дорогу в Камнелот, велела найти Бирюзу. В крайнем случае, думала я, их поймает милиция и доставит в Выселки. Тамошние женщины их бы не бросили. Латунь, я сейчас сойду с ума. Крохе всего четыре года. Они шли одни, через лес, — и Курочка замолчала, не справившись со слезами.

— Ну, ну… — Латунь искал нужные слова, — Крохе четыре, но зато Листику шесть. Они у тебя выросли в лесу. Лес им не чужой… В конце концов, сейчас придет Бирюза и ты все узнаешь. А если она ничего не знает о детях, мы с тобой можем съездить в Выселки. Надежда есть.

— Ты не бросишь меня?.. — грустно и с едва скрываемым отчаяньем спросила Курочка.

— Нет, не брошу. Теперь нет. Ни за что.

— Хорошо, — Курочка прижалась к нему так, как прижимаются только маленькие девочки.

— Курочка, — нерешительно начал он через минуту.

— Да, — тут же отозвалась она.

— А что с Анис? Она ведь шла за тобой.

Курочка отодвинулась от него снова:

— Да, шла. Но что с ней случилось, я не знаю. Просто в какой-то момент я повернулась назад, хотела сказать ей, чтобы она убиралась прочь, но ее уже не было. Когда она исчезла, я не знаю. В ушах шумело, и я просто не слышала ее шагов. Тем более сам знаешь — болото…

Бирюза появилась в сторожке как маленький добрый смерч. Она смеялась от радости и плакала от жалости, глядя на Курочку.

— Дети здесь, здесь, у меня. Сейчас пьют компот на кухне, — твердила она и стирала слезы со впалых щек подруги.

На улице поймали порожнюю телегу и развернули ее к замку. Доехали быстро. Курочка вошла на кухню, боясь поверить в собственное счастье.

Дети сидели за невысоким столом и ели сладкие пирожки, с громким хлюпаньем запивая их компотом. Курочка позвала их негромко, и они замерли, сосредоточено и серьезно глядя на нее.

— Мама, — неуверенно и тихо сказал маленький Кроха и стал неуклюже сползать со стула. Он осторожно подошел к ней и остановился, не доходя на два шага, не решаясь ее обнять. — Мама, — еще раз сказал он.

Курочка протянула к нему руки и в следующий момент мать и сыновья рыдали, крепко-крепко вцепившись друг в друга.

День прошел в сладких хлопотах. Они ели, они купались по очереди в огромной ванне, инкрустированной агатом, гуляли и уснули, не дожидаясь сумерек. Латунь, не очень нужный теперь счастливой Курочке, успел сходить на крепостную стену и выяснить для себя расстановку сил.

Он как раз ужинал, когда звук одиночного взрыва прогремел в наступающих сумерках. Латунь поспешил к северным воротам.

В главной усадьбе Алмазника в Торговцах была скрыта важная тайна.

Усадьба была велика. Располагалась она достаточно близко к селу, чтобы считаться его частью, и достаточно далеко от него, чтобы подчеркнуть брезгливость, с которой Алмазник относился к своему окружению. За хозяйственными постройками начинался лес. Перед двухэтажным, длинным зданием располагался цветник. Центральная часть усадьбы была приемно-парадной. В правом крыле жил сам хозяин, а так же его слуги, входившие в здание через черный ход. Левое было доступно редким избранным. Сейчас Алмазник вел туда Берковского.