Более того, ситуация 1939–1941 гг. в отношении местной администрации в 1941–1942 гг. повторилась с точностью до наоборот. Поскольку украинское население было менее образованным, чем польское, то немцы, чтобы обеспечить эффективный контроль над территорией, стали активнее, чем советы, привлекать к управлению поляков. В сводке СД уже 27 августа 1941 г. отмечались вполне предсказуемые последствия подобной полити-ки: «Далынейшее обострение противоречий между поляками и украинцами вследствие проникновения первых во все учреждения. Сейчас особенно резкая борьба за занятие должностей на железной дороге и [в медицинском] страховании. Только в единичных случаях наличествует благоразумие, [говорящее о том,] что недостаток украинских специалистов и чрезмерно высокие претензии украинцев являются главной причиной приёма поляков на службу» [213] .

Соперничество за занятие служебных мест было неслучайным. Представители каждой национальности отлично понимали, что произойдёт, если представители братского народа займут большинство мест в аппарате оккупационной администрации.

В донесении подполья АК с территории Львовщины в мае 1942 г. значилось: «Настроение среди украинцев… Отношение к полякам враждебное и коварное, затрудняющее жизнь…» [214] .

О поведении поляков на немецкой службе сообщалось в одном из сообщений подпольщика ОУН с белорусско-украинского пограничья: «Если селянин пишет просьбу по-украински, то поляки говорят, что нужно писать по-немецки, а так как крестьянин не умеет писать по-немецки, то он полякам должен заплатить взятку, если же селянин пишет по-польски, то дело будет быстро решено.

Поляки хорошо запомнили те сёла, которые [в сентябре 1939 г.] при развале Польши [дружественно] встречали красных (из-за своей несознательности), или разоружали поляков. Теперь польская интеллигенция, которая хорошо владеет немецким языком, информирует немцев о тех сёлах как о партизанских гнёздах, и немцы расстреливали население тех сёл и жгли строения. Такая провокационная работа была более всего распространена в 1942 году…» [215] .

Кроме соперничества за рабочие места (в том числе в полиции), бывшего одной из главных причин роста остервенения, наблюдалось и расхождение двух этнических групп Западной Украины по разные стороны политических барьеров.

Постеменно активизировалось польское националистическое подполье, на что указывалось во внутреннем документе ОУН, фиксирующем положение весны 1942 г.: «Польские организации действуют на всём просторе севера з [ападно]-украинских] з[емель], однако в разных территориях под разными названиями… Их общая политическая программа: „Независимая Польша" — это их объединяет.

Все действуют против украинцев. Мы для них большие враги, может, больше, чем немцы. К евреям и москалям относятся благосклонно. Заметно значительное сотрудничество. На Пасху были раскиданы польские листовки противонемецкие и проти-воукраинские» [216] .

Большинство поляков постепенно стало видеть в нацистах большее зло, чем советы. К тому же между правительством В. Сикорского и СССР были заключены договорённости о взаимодействии. Это обусловило «левый поворот» польского меньшинства Западной Украины в 1942 году.

Об этом вспоминал командир дислоцировавшегося на Волыни с 1942 г. партизанского отряда ГРУ полковник Антон Брин-ский. По его словам, связавшись с польским подпольем и населением Полесья, советские разведчики получили содействие: «Везде, где бы мы ни встречались с польскими трудящимися, мы слышали в их словах… уверенность, что Польша вернёт себе самостоятельность при помощи своего народа. Поляки, не учавствовавшие ни в каких организациях, тоже помогали нам: сообщали ценные сведения, служили проводниками, укрывали наших людей, доставляли медикаменты и оружие» [217] .

В обзоре СД от 9 октября 1942 г. настроениям в среде польского меньшинства Волыни и Полесья посвещалось несколько строк: «Позиция поляков также, как и прежде, обозначена двумя особенностями: с одной стороны, сильным выслуживанием, на которое указывают многие сотрудники немецких учреждений, с другой стороны — концентрацией на идее создания великопольского государства после окончания войны» [218] . Отмечая надежду поляков на то, что большевики после победы позволят снова создать польское государство, сводка указывала на тревожные для немцев сигналы: «Всё вновь и вновь наблюдается пособничество польского сельского населения [советским] бандам» [219] .

Пройдя рейдом по территории Ровенской области в конце 1942 г., Сидор Ковпак подтверждал оценки немцев: «Настроение поляков по отношению к Советской власти, к Красной армии, красным партизанам исключительно хорошее. Многие поляки просились в наш отряд» [220] .

Таким образом, перед украинцами Западной Украины, в первую очередь Волыни, польское меньшинство, и так не вызывав-шее симпатий, предстало вредным лакеем трёх зол: администрации нацистов в 1941–1942 гг., находящихся в подполье польских националистов в 1942 г., и советов, в 1942 г. представленных красными партизанами.

В свою очередь, украинское меньшинство предстало для поляков тем же самым: злорадным пособником коммунистических властей в 1939–1941 гг., жестокими холуями нацистских правителей в 1941–1942 гг., и скрытым сторонником террористической ОУН. Последняя, в связи с ослаблением других украинских партий и радикализацией настроения населения планомерно наращивала своё влияние.

Иными словами, на территории Волыни поляки и украинцы в течение трёх лет наблюдали, что любое изменение политической ситуации их соседи используют во вред им. Представители двух славянских народов осознали, что рядом с ними находится крайне опасная группа существ, с которыми невозможно договориться.