Таким образом она увидела то, что можно было увидеть.

Когда Нобутака и Юити спустились, госпожи Кабураги уже не было. На столе лежали документы, придавленные пепельницей, будто для того, чтобы их не сдуло ветром. В пепельнице валялась смятая недокуренная сигарета со следами губной помады. Служанка только и сказала, что хозяйка вернулась домой и вскоре снова ушла.

Ее возвращения ждали вдвоем, но она все не приходила и не приходила. Тогда они отправились в город прогуляться. Юити появился у себя дома часов в десять вечера.

Прошло три дня. Госпожа Кабураги все еще не вернулась.

Юити стеснялся посещать дом Кабураги. Нобутака названивал ему с просьбой появиться, и вот однажды вечером Юити наконец-то соизволил прийти.

Когда несколькими днями раньше Нобутака, спустившись из кабинета с Юити, не нашел своей жены в гостиной, он не сильно забеспокоился. Через день, когда она не вернулась, Нобутака заволновался. Ее отсутствие не было заурядным случаем. Вне всякого сомнения, она скрывала свое местонахождение. Более того, была только одна причина тому, почему она исчезла.

В этот вечер Нобутака, каким его застал Юити, выглядел совершенно неузнаваемым. Он был изможден, лицо заросло щетиной — никогда прежде Юити не видел его таким запущенным. Щеки его, обычно пышущие здоровьем, обрюзгли, утратили румянец.

— Она все еще не пришла? — спросил Юити.

Он уселся на спинку софы в кабинете Нобутаки на втором этаже и стал постукивать концом сигареты о тыльную сторону руки.

— Н-да! Нас поймали.

Эта смехотворная торжественность была настолько несвойственна Нобутаке в обыденные дни, что Юити согласился с ним, и не без злорадства:

— Я полагаю, что так оно и есть.

— Вот-вот… Ничего другого на ум не приходит.

На самом деле в тот раз Юити заметил, что щеколда отошла, и тотчас догадался, чем это могло быть чревато. Чувство крайнего стыда, хотя и слегка разжиженное чувством освобождения, пришло к нему позже. Между тем он принял хладнокровную героическую позу, будто не понимая ни причин стыдливости по отношению к себе, ни причин приязни по отношению к госпоже Кабураги.

Нобутака уловил в глазах Юити усмешку. Граф измучился, выглядел изнуренным и больным — и все из-за того, что их всего-навсего «поймали».

— Вы заявили об исчезновении в отделение сыска?

— Нет, это не годится. Мне и в голову не приходило, что дойдет до этого.

Глаза Нобутаки увлажнились, и Юити подивился этому наплыву чувств. Вдобавок ко всему Нобутака изрек:

— Как бы она не совершила опрометчивый поступок…

Слова его прозвучали с неуместной сентиментальностью и впились в самое сердце Юити. Никогда прежде он не слышал слов, которые бы столь откровенно выдавали духовное родство этой странной супружеской пары, их гармоничность. Только сердце этого мужчины, принужденного проникновенно почувствовать, насколько его жена влюблена в Юити, способно было вообразить такие тончайшие, интимнейшие вещи. С той же силой то же самое сердце может быть уязвлено духовной порочностью своей жены. При полном осознании того, что не кто иной, как его жена, любит мужчину, в которого он сам влюблен, Нобутака стал дважды рогоносцем; и более того, он испытал боль оттого, что использовал страсть своей жены, чтобы разжечь собственную. Обожженные раны этого сердца Юити увидел сейчас впервые, воочию.

Юити подумал: «Как же необходима госпожа Кабураги этому графу!» Вероятно, все это не укладывалось в голове юноши. Однако именно благодаря этим размышлениям Юити впервые пронзила глубокая нежность к Нобутаке. Заметил ли граф нежный взгляд того, кого он обожал?

Нобутака опустил глаза. Потерянный, унылый, неуверенный; его обмякшее тело в броском халате провалилось в кресло; обеими ладошками он подпирал ввалившиеся щеки. Его волосы, не по возрасту пышные и обильно намасленные, блестели, но из-за щетины одутловатая физиономия его казалась замызганной. Он избегал взгляда юноши. Юити рассматривал поперечные складки на его шее. Вдруг ему вспомнились отвратные лица двух типов в трамвае, когда он впервые отправился за приключениями в ночной парк.

После мимолетного наплыва нежности Юити напустил на себя более подходящую для его взгляда ожесточенность и холодность. Это был взгляд безвинного мальчика, убивающего сцинка [55] . «С этим человеком я буду еще более жестоким. Так должно!» — подумал Юити.

Граф будто позабыл о сидящем напротив него безжалостном любовнике. Он погрузился в раздумья о своей пропавшей бесследно компаньонке, с которой провел многие-многие годы совместной жизни в совместных прегрешениях, и… прослезился невзначай. Он и Юити, оба брошенные, упивались одним чувством покинутости. Они долго-долго сидели молча, словно отверженные на одном дрейфующем плоту.

Юити присвистнул. Нобутака поднял голову, будто пес, которого поманили подачкой. И всего-навсего увидел дразнящую улыбочку юнца.

Юити налил коньяку. Взяв стакан, он подошел к окну, отдернул портьеру. Этим вечером в гостинице главного дома напротив затевался многолюдный банкет. Свет из большой залы проливался в сад на вечнозеленые деревья и цветы магнолии кобуси; слышались напевы под бренчание струнных инструментов, казавшиеся такими неуместными для этого квартала. Стоял очень теплый вечер. Ветер утих, небо прояснело. Во всех членах своего тела Юити ощутил освобождение. Это было сходно с чувством бродяги, который наконец после долгих скитаний ощутил бодрость тела, свежесть души, легкость дыхания. Юити возжелал восславить обретенную волю.