– Ловок! – заметил Гарт. – Но зачем такая долгая прелюдия и сложные пируэты? Не проще ли догнать и тут же, без долгих разговоров, съесть?

– Вау! (Ты же видел, как они чувствуют дистанцию. Тут же разворачиваются и готовы вцепиться тебе в губу! А кусаются пребольно!)

– Леммингу сверху еще удобней кусаться!

– Вау! (Нисколько! У него от кульбитов в голове пертурбация: не сообразит, где верх, где низ. Тут уж не зевай – голову ему прокуси. А то в язык вцепится. Больно – ужас как!)

– Какие ты слова знаешь интересные… Где учился-то?

– Вау! (Мама с папой учили и на примере показывали. А вы, люди, разве не таким способом мышей едите?)

– Признаюсь по секрету: мы вообще мышей не едим!

– Вау! (Это почему же? Вкуснее жирного мыши́ нет ничего на свете!)

– Н-ну… видишь ли… у нас несколько иное представление о том, что вкусно и что нет.

– Вау! (Уже заметил. Нет, чтобы мясо сырым съесть, вы его сначала нагреваете, а когда оно всякий вкус потеряет и станет как тряпка, тогда едите. Непонятно все это, не по-нашему.)

– Уважаемый Черныш! Я постараюсь донести до своего народа все способы охоты и манеру жизни твоего народа. А пока держи кусок сырого мяса. И спасибо за урок!

А тут и дождь перестал. Сквозь разрывы в облаках стало видно синеву.

Боже мой, какая радость!

Какая это радость – синее небо!

Даже клочок синего неба – какая это радость!

Нельзя жить без неба. Глаза сами вверх тянутся. За ними душа.

Небо – это вечное утро. Кто, глядя на небо, не вспомнил детство свое?

Далекие предки Гарта, первые охотники, наверное, так думали:

«Вон там облака. За облаками – вечная синева.

А за синевой – тоже все на крови?

На боли, на горечи стоит»?

Черныш уже без страха забрался под крышу и принялся с увлечением грызть кость. А Сашка почувствовал прилив силы в душе. Опять он хозяин. Опять есть у него домашнее животное, о котором надо заботиться, и которое даст знать о приближении врага. Кстати о врагах: арбалет-то под дождем оставил! Тетива на нем намокла и провисла – не выстрелить! Вот разгильдяй, так разгильдяй! А если «босой» появится, опять в него головнями швырять? Крайне недовольный собой, Сашка подсунул свое оружие поближе к струе дыма: часа через два-три опять будет в норме. Тут закипел олений бульон в кастрюле и охотник сел завтракать. Не завтрак, а пир! Есть хлеб. И лепешка на соде. «Вот ты, Черныш, утверждаешь, что самая вкуснятина – это толстый, жирный лемминг. А по мне так ничего нет вкуснее горячего оленьего бульона с черствой лепешкой!»

– Хочешь кусочек? – сказал Сашка Александросу с набитым ртом.

– Опять дразнишься? Ты лучше вспомни, какой ветер дул в те три дня, пока ты болел.

– Три? На мой счет – два.

– На мой – три. Ветер вспомнил?

– Как не вспомнить! Южак. И теплынь была – оводы и трясогузки появились.

– Оводы нам ни к чему. Южак – это на полрумба круче к берегу волны ложатся, по-другому ил-песок намывают. И размывают.

– Что-то не врублюсь… при чем тут «размывают»?

– Вот. А обижаешься, когда тебе на позднее зажигание указывают!

– Но-но, полегче! А тупице пальцем покажи!

– Ты на берег давно ходил?

– Вчера. Воду брал, в суп добавить.

– И ничего не заметил?

– Заметил. Лед растаял.

– Глазастый, прям страсть… А подо льдом ты ничего не оставил?

– А-а-а! – кусок застрял у Сашки в горле, – кормилец мой!

– Я думаю, не мешало бы глянуть.

– Спасибо, Сашок, бегу!

22. Карабин

Плотик качался на легкой волне у самого берега. Гарт скинул с ног свои «птичьи перья» и сиганул на влажные бревна. Пара гребков веслом – и вот он камень, за который он ухватился тогда, пропуская над головой волну. А чуть дальше – черная палочка под водой. Ствол. И неотличимое от песка рифленое цевье карабина, укороченной охотничьей винтовки. На глубине меньше метра. Веслом он отодвинул ствол в сторону, и, когда показался плечевой ремень, просунул в петлю конец весла и поднял свое оружие на плотик. И ног не замочил! На берегу Гарт поцеловал карабин в соленое мокрое ложе и прижал его к груди. «Боже мой! Опять я стал полноценным мужчиной, работником великой тундры. Добытчик и охранник мой у меня в руках! Спасибо тебе, Александрос!»

Вынул затвор – все в песке. В стволе ил. Открыл магазин – пять патронов выпали на ладонь. И тут все в грязи, но с каким удовольствием будет он сейчас чистить-блистить своего друга и добытчика!

Грязь из ствола винтовки Гарт осторожно удалил «амелиневой» проволочкой и промыл его кипятком. Смазал изнутри остатками солярки, хоть оно и нельзя – соляркой.

И разобрал, промыл, прочистил.

И положил карабин на камень сушиться.

И патроны рядом. Пять тяжелых желтых патронов.

Затем он занялся делом. Вскипятил морскую воду в кастрюле, окунал в нее нарезанное тонкими ломтями оленье мясо и развешивал сушиться.

И все нет-нет да и глянет на карабин.

И все не верил счастью великому.

И все улыбался, а потом запел.

23. Дела домашние

В этот радостный день Сашка успел поразительно много.

Когда мясо было развешено, он пододвинул вешала поближе к костру так, чтобы дымком протягивало и чтобы чайки не могли ухватить. Вырубил днище из второй бочки и сделал «кастрюлю» по примеру первой, а края вытянул повыше. Получилось ведро. Дужку к нему согнул из найденной ранее на триангуляции железной проволоки.