Комната остановилась, слегка лишь подрагивая танцевально. Мы, в том числе и неожиданно возникший снова Жак, вышли, пьяно пошатываясь, через приемную на чугунный балкон. Почти все огни погасли, тут и там слышались голоса, крики. Мы постояли, ожидая нового толчка, затем, точно по команде, двинулись в приемную Стара и дальше, в его кабинет.

Кабинет этот был тоже велик, но поменьше отцовского. Стар сидел с краю кушетки, протирая глаза. В момент толчка он спал – и теперь недоумевал, не приснилось ли все ему. Мы заверили его, что не приснилось, и происшествие показалось ему скорей забавным, – но тут зазвонили телефоны. Я наблюдала за ним как можно незаметнее. Вначале он был серый от усталости, но, по мере того как поступали донесения, в глаза его стал возвращаться блеск.

– Лопнуло несколько магистральных труб, – сказал он отцу, – вода заливает съемочную территорию.

– Там Грей ведет съемку во «Французском селении», – сказал отец.

– Вокруг «Вокзала» тоже затопило и залило «Джунгли» и «Нью-Иоркский перекресток». Но хорошо хоть, черт возьми, что обошлось без жертв. – Стар взял меня за обе руки, сказал очень серьезно: – Где вы пропадали, Сеси?

– Ты сейчас туда, Монро? – спросил отец.

– Вот только дождусь известий со всех участков. Одна электролиния тоже вышла из строя. Я послал за Робинсоном.

Стар усадил меня рядом с собой на кушетку, снова выслушал рассказ о землетрясении.

– У вас усталый вид, – сказала я так мило, по-матерински.

– Да, – согласился он. – Некуда приткнуться вечерами, вот я и остаюсь работать.

– Я подумаю, чем расцветить вам вечерок-другой.

– Бывало, я с друзьями играл в покер, пока не женился, – сказал он задумчиво. – Но мои партнеры все спились, поумирали.

Вошла мисс Дулан, его секретарша, со свежей порцией бедственных вестей.

– Робби придет и все наладит, – успокоил Стар отца. – Робинсон – вот это парень, – повернулся Стар ко мне. – Он работал раньше аварийным монтером в Миннесоте, устранял обрывы телефонных линий в снежные бураны – он ни перед чем не спасует. Он через минуту явится. Робби вам придется по душе.

Он сказал это так, словно всю жизнь мечтал свести нас вместе и с этой целью даже землетрясение устроил.

– Да, Робби вам придется по душе, – повторил он. – Вы когда возвращаетесь в колледж?

– Каникулы недавно начались.

– И вы к нам на все лето?

– Что ж, это поправимо, – сказала я. – Постараюсь поскорей уехать.

Я была как в тумане. В голове мелькнуло, что Стар недаром спрашивает, что у него насчет меня намерения, но если так, то роман наш еще на невыносимо ранней стадии – я для Стара пока всего лишь «ценный реквизит». И не таким уж все это показалось сейчас заманчивым – точно перспектива выйти замуж за вечно занятого врача. Стар редко покидал студию раньше одиннадцати вечера.

– Сколько Сесилии осталось учиться? – спросил Стар отца. – Вот я о чем, собственно.

Тут я, наверно, с жаром бы воскликнула, что мне необязательно и возвращаться в колледж, что образования у меня уже в избытке, – но вошел достойный всяческого восхищенья Робинсон. Он оказался рыжим, молодым, кривоногим и рвущимся в бой.

– Знакомьтесь, Сесилия, – Робби, – сказал Стар. – А теперь идем, Робби.

Так познакомилась я с Робби – и не ощутила в этом ничего знаменательного. А зря: ведь именно Робби рассказал мне потом, как Стар обрел в ту ночь свою любовь.

В лунном свете тридцать акров съемочного городка простирались волшебной страной – не потому, что съемочные площадки так уж впрямь казались африканскими джунглями, французскими замками, шхунами на якоре, ночным Бродвеем, а потому, что они были словно картинки из растрепанных книг детства, обрывки сказок, пляшущие в пламени лунного костра. Я никогда не жила в доме с традиционным чердаком, но, по-моему, съемочная территория напоминает именно захламленный чердак, и ночами хлам колдовски преображается и оживает.

Когда Стар с Робби пришли туда, пучки прожекторных лучей уже осветили аварийные места среди разлива.

– Мы эти озера перекачаем в топь на «Тридцать шестой улице», – сказал Робби, подумав с минуту. – Настоящее стихийное бедствие, осуществленное силами городского водопровода. А гляньте вон туда!

Вниз по течению импровизированной реки двигалась огромная голова бога Шивы – и несла у себя на темени двух женщин. Статую смыло с «Бирманской» площадки, она вместе с прочими обломками плыла, прилежно следуя изгибам русла, покачиваясь, тычась – преодолевая мели. Спасавшиеся на ней женщины сидели, упершись ногами в завиток волос на голом лбу, и, казалось, любовались картиной наводнения, как с крыши экскурсионного автобуса.