Птенец Куропатки и девушка уходили в тундру, туда, где снег сошел и на высоких сухих буграх стояли лиственницы, окутанные зеленым дымом.

Мизинец глянул на Укушенного Морозом. Глаза старика щурились и смеялись.

— Они пошли в лесную чащу на мягкий мох. Пусть ночь для них будет теплой.

— Я догадывался, что Птенец Куропатки давно хочет иметь жену… — с горечью сказал Мизинец. Ему было отчего-то грустно.

— А разве это плохо? Быть может, зимой Мелкозубая родит от него охотника. Когда я был молодой, я однажды вот так же увел в тундру Возрожденную. Она выбрала меня. Но прежде чем мы ушли под лиственницы, мне пришлось драться с соперником — Красным. Возрожденная не хотела его, но он шел за ней и трогал ее за руку. Я ударил его, и никто в племени не сказал мне, что я поступил неправильно. Тогда тоже была весна. Возрожденная долго давила своей спиной прошлогоднюю голубику, а ладони мои были синими от сока ягод… Утром мы вернулись в стойбище мужем и женой. Наступит время, Мизинец, и ты уведешь в лесную чащу ту, которая захочет с тобой уйти. И никто раньше не услышит ее крика… Птенец Куропатки сделал это раньше, потому что он любит тихую жизнь. Он ничего не ищет. Он рожден для того, чтобы жить как все. Спокойному рано нужна жена, потому что ему ничего не дано свершить…

Мизинец не ответил. Солнце совсем не грело, — значит, пришла ночь.

— Надо спать, — сказал старик, — ночью, если мужчина не занят охотой, он должен спать. Так велят духи. Ты не забыл, что во сне должен встретиться с Великим Вороном, чтобы спросить…

Мизинец кивнул.

— Скажи мне, старик, почему мы всего боимся? Укушенный Морозом торопливо глянул на Мизинца и отвернулся.

— Ты молчишь?

— Я не знаю… — помедлив, сказал старик. — Так оно есть, так должно быть. Жизнь говорит нам: так должно быть. Я больше ничего не знаю. Разве можно объяснить то, что нельзя объяснить?

— Ты Великий Заклинатель Духов. Ты бываешь в Стране Мертвых, ты разговариваешь с духами. Неужели ты никогда не спрашивал их об этом?

— Они говорят — надо бояться. Бояться, чтобы жить спокойно… — голос старика стал сердитым. — Ты много хочешь знать, и это не всегда хорошо. Все, кто много знал и видел, рано умирают, потому что начинают отказываться от обычаев своего племени. Лучше забудь то, о чем ты спрашивал, и из тебя, может быть, выйдет хороший охотник или даже Великий Заклинатель.

Мизинец молчал. Если даже Укушенный Морозом не смог ответить ему, то кто другой мог это сделать? «Может быть, я сам когда-нибудь про все это узнаю», — подумал Мизинец и закрыл глаза.

От камня, на котором он лежал, шло тепло. Если мужчина не занят на охоте, он должен ночью спать…

Мизинец проснулся оттого, что солнце нагрело затылок. Он приподнялся на локтях и оглянулся вокруг. На соседнем камне, собрав тело в комок, спал Укушенный Морозом. Над холмом, где было стойбище, уже поднимались к небу белые столбы дыма. Там день начался.

Мизинец еще раз посмотрел на старика, и тот, словно повинуясь его взгляду, открыл глаза.

— Ночь прошла, день пришел… Еще один радостный день весны… — хриплым голосом пробормотал он. — Видел ли ты во сне Великого Ворона?

Юноша тряхнул головой, вспоминая.

— Нет, — сказал он. — А может быть, да. Когда я заснул, я стал звать священную птицу. Я спрашивал, можно ли мне взять байдару утонувшего. Ворон не прилетел ко мне. Я видел только большое болото и лес за ним. И когда я прокричал свои просьбы в третий раз, то услышал, как каркнул за лесом Ворон.

— Ты не ошибся, Мизинец?

— Разве у меня плохо слышат уши?

Старик задумался, поковырял корявым пальцем землю у камня, потом сказал:

— Наверное, Ворон разрешил. Иначе зачем ему было подавать свой голос?

— Я возьму байдару, — решительно сказал Мизинец.

— Возьми, — согласился Укушенный Морозом. — После мы принесем жертву Духу Воды. А сейчас мой желудок хочет мяса. Пойдем в стойбище.

Они проворно спустились по тропинке к реке и быстро зашагали по звонкой гальке туда, где белыми столбами поднимался к небу дым.

За ночь река еще сильнее отступила от берегов. Вода посветлела. На низких косах лежали вывернутые с корнями деревья и синие глыбы льда. Старик качал головой и что-то бормотал.

В стойбище Укушенного Морозом встретили нетерпеливыми взглядами. Охотники ожидали от старика заветного слова, приказа о начале похода. А он сел к костру и, поддевая из деревянного корыта острой костью куски мяса, начал жадно есть. Все последовали его примеру. Когда мужчины насытились, настала очередь женщин. А потом все улеглись здесь же, на землю, подставив животы и лица солнцу, и стали дремать.

Укушенный Морозом вдруг сказал:

— Когда солнце пройдет больше половины неба, а тень от моего копья сделается совсем короткой, мы спустим байдары на воду.

Дремоты как не бывало. Люди закричали, засуетились, забегали по стойбищу. У всех нашлось последнее дело, которое предстояло закончить перед дорогой.

Когда байдары отчалили от берега, Мизинец не смог их сосчитать. Байдар было много, как птиц в большой стае. В каждой сидело по два-три человека. Плыть предстояло недалеко. Место, где весной и осенью через Великую реку переправлялись бесчисленные стада оленей, находилось ниже по течению.