Андрей мне говорит:

— Ты езжай, мы тебя на трассе с «БМВ» догоним, я только масло поменяю.

О’кэй! Еду без документов на прохождение границы, все у Андрея. За спиной сырки «Янтарь» и полтонны искусственного льда. Лед дорогой, четыреста баксов за кусок. Мне его целиком и забабахали в будку.

Выезжаю из Киева — нет шефа. На Каптях поворот на Москву. Что делать? Я не Чернышевский, но у меня свои правила. Три правила любого дальнобойщика: нельзя ссать на переднее колесо, только за машиной, нельзя переезжать ежа и ехать обратно. Ежа я еще не переехал, дай бог ему здоровья. Поссать мне и за машиной не западло. А назад — ни за что, даже если весь этот сырок превратится в кулечки!

Андрея все нет. На границе простоял ночь, двое суток уже. Открыть будку — холод выйдет, сыр сдохнет. Раз Андрей не приехал, значит, что-то случилось. Все же решил посмотреть, что с сыром. Открываю будку — льда нет, весь вышел! Сыр холодный, но уже начинает теплеть, как покойник.

Даю менту на КП две коробки сырков и поливаю машину водой через каждые пять минут. Вода быстро испаряется. День поливаю, ночь поливаю. Вдруг приезжает Феликс-снабженец:

— Игорь, проблемы! Андрей заехал в сервис менять масло в коробке передач. Парень-придурок, который менял, принял болт регулировки хода флажка за контрольную пробку. Хотел его отвинтить — не вышло, так он его довинтил до упора. Славянин! Андрей врубает две передачи сразу — коробка с карданом к черту, Андрей в кому:

— Ребята, коробочка новая, кто будет башлять?

А конец рабочего дня, теперь неизвестно, когда коробку поменяют. Там уже пошли разборки, бандиты понаехали.

Я его спрашиваю:

— Стоп, Феликс! Ты документы привез?

— Нет… не привез.

— А какого хрена ты приперся?

— Тебе рассказать…

— Ах, господи, как я волновался за вас! Да мне чихать. Сыр есть, он и без хлеба идет капитально. Ты не бойся, я, один черт, больше двух тонн не сожру — все равно остальное зароете.

— Да Андрей через пару дней приедет.

— Феликс, сыру уже хана!

Короче, Феликс мчит домой — триста километров до Киева. Андрей пригнал вечером. В Москве уже наши сырки не берут. Сейчас же мы по газам — и во Владимир… Там:

— Вы что привезли? Одну плесень! Я коробку домой выберу, остальное — прочь!

Ущерб две тыщи баксов. Такая труба. Андрея, коммерсанта долбаного, аж перекосило:

— Рыжий, езжай обратно.

— А сыр?

— Скинь по дороге.

Я и поехал. Подъезжаю на КП у Калуги. А там собаки бегают. Я интересуюсь у мента:

— Что за собаки?

— А, бездомные тут крутятся…

— Можно я их сырками накормлю?

— Корми, буржуй недорезанный.

Я взял коробку. А собаки учуяли сыр, собрались вокруг. Штук двадцать. Ждут. Ну, думаю, буду их потихоньку кормить. Собаки голодные, злые. Я им сырки кидаю, а они наглеют, рвут из рук. Еще две подбежали, еще три… Наконец из Калуги пришли все собаки. Все! Понятия не имею, кто им сообщил!

Мент орет:

— Хорош, блин, машины проехать не могут! Уводи отсюда свою стаю!

А собаки, как стадо овец, табунятся, ревут, в будку прыгают. Я смотрю — мент уже в свою будку заскочил и не выходит. Тогда и я — в свою и дал жару. С полкилометра бежали за мной. Вот что сыр с собаками делает! Бегут, сигналят. Когда под восемьдесят пошел — оторвались.

По дороге думал сырками таможню накормить. Там ни от чего не откажутся. Хорошо — передумал. А в общем, зря, продукт еще нормальный: плесень очистил и ешь. Тонну за тонной — по дороге все сбросил, особенно у одной деревни: гляжу — никого нет, и пошел ящиками кидать. Представляю, как обрадовались хлеборобы… Голодные же!

Кому-то страшно охота гадать: что было в первые полсекунды во Вселенной после Большого Взрыва? Ну, что было? Жарко было, это точно, молекулы плавились, воздух портился. И в следующие полсекунды было все то же: чуть-чуть лучше, чем в предыдущие, но чуть хуже, чем сейчас. Я же говорю: жара, вода кругом кипит, булькает и лучевая болезнь.

Словом, машин нет, дорог нет, и меня, Рыжего, тоже нет. Что может быть хуже?

Я не помню, когда родился. Об этом должна знать моя мама. Потому что когда она меня при живом отце отдавала в детдом, а я был тогда в первом классе, ее не могли не спросить об этом.

Зато я помню другое, дико интересное и важное. Как Большой Взрыв. Как сотворение мира. Как конец света в отдельно взятой стране.

Короче, мой самый первый рейс, в натуре. Представляете: голая земля и никаких бандитов, абсолютно никакой культуры. А Министерство культуры уже есть — в Киеве. И в автопарке этого министерства стоит моя первая в жизни казенная машина — «газончик».

Посылали меня тогда недалеко. А далеко слать было некуда: голая же земля! Я возил по Киеву тетрадки, ручки, снабженцев. Диспетчер у нас была Наташа, толстожопая такая, симпатичная девка лет тридцати пяти или больше. Вся в собственном соку, хоть облизывай. Коля Бакалов, мой наставник, за ней еще приударял. Конечно, если бы у меня была такая… Но все это фигня, первобытные инстинкты.