Шрифт:
В глазах Тэйхир зажёгся огонёк, и Хильда заметила его. Кажется, воительнице понравилась идея волчьей княгини. Пускай Рогатая и предпочитала обычно идти напролом и добиваться всего грубой силой. В этом она была очень похожа на Сатарнов. Почему-то теперь Хильда не удивлялась прозвищу этой могучей женщины. Будто Корнибус своими рогами прокладывала себе путь и шла к намеченной цели.
Но идея действовать скрытно пришлась ей по душе. Это было больше похоже на игру. Обмануть великих обманщиков — на подобное не решался ещё ни один безумец в Сангенуме. Шутить с Корсаками было опасно для собственной жизни. Но теперь Сатарны собирались взять лидерство в этой игре. Они обманут всех и захватят власть над Медвежьим плато, соберут силы и будут готовы дать отпор войскам Псов. И тогда уже никто не посмеет назвать Сатарнов вассалами Фаларнов.
— Что ты мне предлагаешь? Отправиться на помощь Беральду? — Кован нахмурился. — Это безумие, Хильда. Я один ничего не смогу сделать. А люди с Гарнизона не пойдут за мной.
— Сейчас не время прятаться в Фабаре! — воскликнула Хильда. — Ты должен быть рядом с братом. Ты должен помочь ему словом и мечом. Если вы будете прятаться по разным углам Сангенума, вас легко будет уничтожить. Убьют Беральда — и Медвежье плато окажется в руках Корсаков, потому что ты будешь здесь, никому не нужный. Законный наследник трона Сатарнов, не способный вернусь себе родину.
Кажется, Кован начинал понимать сестру, пускай и с большой неохотой. Ему не хотелось возвращаться на Медвежье плато, но он не мог не признать, что сила Сатарнов в единстве. Да и не только Сатарнов — всего Севера. Если Кольгриму удастся договориться с Керберами, то они все вместе смогут возродить былую мощь. Силу, с которой Корсакам приходилось считаться.
— Беральду нужна помощь. Он не сможет поставить Медвежье плато на ноги в одиночку. Он один, а у нас три города. Три огромных поместья. Три войска. Это всё тяжело для одного-единственного князя, даже такого сильного и уверенного в себе, как Беральд. Ты понимаешь? — Хильда пристально следила за братом. — Я помогла бы ему сама, но совсем скоро буду уже не в состоянии каждый день мотаться из одной казармы в другую и бодро носиться на лошади перед войсками.
Кован удивлённо посмотрел на сестру и только сейчас заметил её округлившийся живот. Нахмурившись, мужчина закрыл лицо руками и попытался сосредоточиться. Обмануть Фаларнов. Это всё равно что бросить вызов богам. У Корсаков были уши везде. В каждом углу. В каждой тени. Быть может, один из соглядатаев Руэла даже сейчас скрывался здесь, в Гарнизоне, и слышал весь этот разговор молодых Медведей. Но Кован не мог бросить брата, особенно учитывая, что никто не заботился о нём так, как Беральд. Когда умерла их мать, Йоран забыл про своих сыновей, и мальчики росли абсолютно одни, в пустом холодном замке. Тиса, вторая жена старого Медведя и мать Хильды, прожила совсем недолго и умерла уже через три года. Дети всегда были одни. Они привыкли, что кроме самих себя им никто не поможет.
Тяжело вздохнув, Кован поднялся на ноги и отвернулся к окну. Сердце сжалось в его груди, когда мужчина, тряхнув головой, пробормотал:
— Хорошо. Я понял тебя, Хильда. Если я должен бросить всё и отправиться на помощь брату — я это сделаю. И я надеюсь, что твоему мужу удастся договориться с Керберами. Потому что иначе мы все трупы. Корсаки натравят на нас свои войска и сметут с лица земли любое упоминание о Сатарнах и Улвирах.
Хильде тоже хотелось на это надеяться. Кивнув головой, она вышла из-за стола и протянула Ковану сложенные стопкой письма от Кольгрима.
— В них ты найдёшь всё, что тебе нужно, — прошептала девушка. — Кольгрим сейчас в землях Делаварфов, и можно попытаться написать ему письмо в Латир. Я не уверена, что оно дойдёт, но можно хотя бы попробовать.
Кован забрал у неё письма и спрятал их в карман. Как только мужчина направился к двери, Тэйхир неожиданно поднялась на ноги и, быстро догнав Медведя, положила руку ему на плечо. Кован вздрогнул и удивлённо посмотрел на женщину, а та расплылась в широкой улыбке.
– Не думал же ты сбегать без меня, медвежонок? — усмехнулась Тэйхир, убирая секиру за спину и уверенно выходя на улицу. — Когда надумаете — позовите меня! И только попробуйте уехать одни. Я найду вас, и тогда вы пожалеете, что оставили меня скучать.
Кован лишь хмыкнул в ответ и помог Хильде спуститься по заледеневшим ступенькам. На холоде у девушки изо рта валил пар, и она куталась в свою медвежью шкуру.
— Ты провела в Волчьих угодьях всего четыре месяца, а уже начинаешь напоминать мне волка, — усмехнулся Кован, и Хильда дружески пихнула его локтём в бок. Девушка и сама заметила это за собой. Всё меньше она была медвежьей княжной и всё больше становилась волчьей княгиней. Хладнокровной, хищной и опасной, наблюдающей со стороны и действующей только тогда, когда всё просчитано до мелочей.
Февраль
Кольгрим брезгливо толкнул мыском ботинка подкатившуюся к нему голову поверженного противника и убрал меч в ножны. Запах гари ударил в ноздри, заставляя невольно поморщиться — деревня Кервосов, встретившаяся по пути танам, теперь была сожжена дотла. Никто из Трёх голов не выразил несогласие, и даже Эдзард, обычно стремившийся решить всё мирным путём, а уж потом пускать в ход оружие, спокойно стоял в стороне, когда Свидживальд поджигал засыпанную соломой крышу одного из домов. Повсюду слышались крики, но Волки, чудовищные и беспощадные, быстро настигали свою добычу. Лишь женщин и детей по приказу Гертруды оставляли в живых и свозили к основному лагерю Делаварфов. Остальных же ждала смерть. Тех воинов, кто пытался сдаться, убивали с ещё большей жестокостью — у Керберов считалось, что нет большего бесчестия, чем бросаться на колени перед врагом и молить о спасении.