Шрифт:
Мы пошли следом.
Я не мог отвести от них глаз. Эти мальчики были завораживающе странными. Они постоянно держались за руки и каждые несколько шагов делали диковинные щелкающие звуки языком.
— Что они делают?
— Я думаю, это их способ видеть, — ответил Миллард. — Точно так же видят в темноте летучие мыши. Звуки, которые они издают, отражаются от окружающих предметов и возвращаются к ним, что создает у них в мозгу определенную картинку.
— Мы эхолокаторы, — произнесли Джоэл-и-Питер.
Судя по всему, слух у них был очень острый.
Мы дошли до развилки, затем еще до одной.
В какой-то момент я ощутил внезапное давление в ушах и был вынужден подвигать челюстью, чтобы от него избавиться. В этот момент я понял, что мы покинули 1940 год и вошли в петлю.
Наконец мы уперлись в тупик. В отвесной каменной стене были высечены ведущие вверх ступени.
Джоэл-и-Питер остановились и указали на крошечное пятнышко света высоко вверху.
— Наш дом, — произнес старший.
— Наверху, — закончил младший.
С этими словами они растворились в темноте.
Ступени были скользкими от мха, из-за чего подниматься приходилось очень медленно, чтобы не свалиться вниз. Лестница вела к круглой дверце в потолке, через которую мог пролезть взрослый человек. В щель этого люка проникал тусклый отблеск света. Поддев крышку пальцами, я толкнул ее в сторону, отчего она открылась подобно диафрагме фотоаппарата. Над нами возвышалась круглая кирпичная труба, которая на высоте двадцати или тридцати футов оканчивалась бледным кругом неба. Я находился на дне ложного колодца.
Я стал карабкаться наверх. На полпути мне пришлось остановиться и передохнуть, уперевшись спиной в противоположную стенку. Когда жжение в бицепсах улеглось, я быстро преодолел остаток пути и, перевалившись через край колодца, рухнул в траву.
Колодец находился во дворе какого-то обветшалого дома. Небо над головой было нездорового желтоватого цвета, но его не затягивал дым, и гула самолетных двигателей я тоже не услышал. Мы явились в какой-то довольно отдаленный период еще до войны. Возможно, еще до появления автомобилей. В холодном воздухе порхали редкие снежинки. Впрочем, они таяли, едва коснувшись земли.
Из колодца выбралась Эмма, затем Гораций. Эмма решила, что именно мы втроем должны осмотреть дом. Мы не знали, что нас здесь ожидает, и в случае необходимости спасаться бегством было бы проще небольшой группой, способной на гибкие маневры. Никто из тех, кто остался внизу, спорить с ее решением не стал. Предостережение Джоэла-и-Питера относительно крови и теней испугало всех. Недоволен остался один Гораций, который беспрестанно бормотал себе под нос, что лучше бы он не ловил того голубя на площади.
Бронвин помахала нам снизу и плотно закрыла круглую дверь на дне колодца. Верхняя ее часть была выкрашена таким образом, что напоминала поверхность воды. Только эта вода была такой темной и мутной, что никому и в голову не пришло бы пытаться ее зачерпывать. Очень хитроумное решение, — подумалось мне.
Сбившись в кучу, мы огляделись вокруг. И двор, и непосредственно дом выглядели совершенно запущенными. Трава вокруг колодца была утоптана, но в остальных частях двора ничто не сдерживало ее буйный рост, и местами она закрывала даже подоконники первого этажа. В углу двора стояла полусгнившая собачья будка, а рядом болталась провисшая бельевая веревка, которую постепенно поглощала зеленая поросль.
Мы замерли и прислушались в надежде услышать голубей. Из-за стен дома доносился стук лошадиных копыт. Нет, это определенно не 1940 год.
И тут я заметил, как шевельнулась штора в одном из окон второго этажа.
— Вон там, наверху, — прошипел я, указывая на окно.
Я не знал, кто дернул штору — человек или птица, но выяснить это было необходимо. Я направился к входной двери, поманив за собой друзей, но тут же споткнулся обо что-то в высокой траве.
На земле лежало тело, накрытое с головы до ног черным брезентом. Из-под одного края брезента носками в небо выглядывали сношенные туфли. В трещину на подошве была вставлена белая открытка, на которой аккуратным почерком было написано:
Мистер А. Ф. Крамбли.
В последние годы жил во внешних провинциях.
Скорее стремительно состарился, чем был забран живым.
Любезно просит поместить его останки в Темзу.
— Не повезло бедняге, — прошептал Гораций. — Он приехал сюда из деревни, видимо, когда его собственная петля была взломана, для того, чтобы попасть в новую петлю, которую тоже вскоре взломали.