В войну лондонских евреев обвиняли в том, что они по-свински захватывают места в бомбоубежищах. Министерство внутренних дел не на шутку встревожили проявления антисемитизма, и оно распорядилось подавать еженедельные отчеты о таких случаях. Конечно же никаких свидетельств, что евреи «оккупируют» бомбоубежища, не было, но такой дотошный писатель, как Джордж Оруэлл, описывая очереди в укрытия, счел необходимым выразиться в таком стиле, что кто-то из его почитателей может и обидеться: «Что удручает в евреях — их и так видно за версту, так они еще и лезут на рожон».

Трагический случай произошел 3 марта 1943 года на станции метро «Бетнал-Грин». Люди стояли в очереди, чтобы войти на станцию, и тут неподалеку, в Виктория-парке, разорвалась очередь ракет. Одна женщина на верхней ступеньке лестницы споткнулась, в толпе возникла паника — и за несколько секунд в давке погибло 178 человек, они были раздавлены или задохнулись. Некоторые говорили, что это дело «пятой колонны», то есть немецких агентов, но большинство лондонцев — правда, не тех, кто жил у «Бетнал-Грин» и знал правду, — обвинили евреев. Это они так напугались, что устроили давку, — так об этом говорили в городе. Согласно одному из опросов того времени, доля тех, кто враждебно относился к евреям, выросла до 27 %.

Это было странно и очень неприятно. Ну а раз уж мы взялись рассматривать нелицеприятные аспекты поведения британцев во время войны, мы должны честно сказать еще и о том (хоть это и ужасно), что наши якобы героические британские вооруженные силы иногда не проявляли в бою должного мужества. И самым видным их критиком, выступавшим пусть не публично, а в частном порядке, был сам Уинстон Черчилль.

После своего возвращения в Адмиралтейство 16 января 1940 года он написал гневную записку лорду Адмиралтейства адмиралу Дадли Паунду. «Наши сухопутные войска на передовой — просто ничтожества, наша авиация безнадежно проигрывает немецкой». Эти слова были явно вызваны чередой каких-то событий. Из всех тактических приемов, которыми должна владеть армия, британцам лучше всего удавался отвод войск — а если называть вещи своими именами, позорное отступление и паническое бегство…

В мае 1940 года британские войска покинули норвежский порт Намсус, и это воистину унизительное отступление вознесло Черчилля на вершину власти — в кресло премьер-министра. Но и с ним у руля дела у них чего-то не ладились. Их — то есть нас — выгнали из Франции, и это просто невероятный самообман, что мы до сих пор считаем Дюнкерк триумфом, хотя на самом деле эта эвакуация была бегством, которое закончилось удачно только благодаря серьезному тактическому просчету немцев, которые остановили свои танковые корпуса и позволили британцам смыться. В мае 1941 года британцам серьезно накостыляли на Крите: немецкие парашютисты выкинули их с острова благодаря своей дерзости и мастерству — эту схватку с горечью и иронией описал и обессмертил Ивлин Во. Но все это — Норвегия, Дюнкерк и Крит — просто ничто по сравнению с катастрофой в Сингапуре.

10 февраля Черчилль послал радиограмму фельдмаршалу Уэйвеллу, большому любителю поэзии и главнокомандующему британскими войсками в Индии, и напомнил ему, что поставлено на карту. «Я считаю, вам следует знать, — писал Черчилль, — как мы в Лондоне видим ситуацию». Он отмечал, что в Сингапуре больше британских войск, чем японских на всем Малайском полуострове. «Вы должны сражаться до конца, чего бы это ни стоило. Восемнадцатая дивизия может навсегда прославить свое имя в истории. Командиры и старшие офицеры должны быть готовы умереть вместе со своими подразделениями. Речь идет о чести Британской империи и британской армии. Верю, что вы будете безжалостны к любым проявлениям слабости. Когда так храбро дерутся русские и американцы стойко держатся в Лусоне, от этого будет зависеть честь нашей страны и нации…»

Увы, генералы решили, что следовать призывам Черчилля необязательно. Имея выбор между смертью и бесчестьем, они с готовностью плюхнулись в лужу бесчестья. 15 февраля 1942 года Сингапур капитулировал, и это событие, похоже, подтвердило тайные опасения, которые давно зрели в сознании Черчилля: британский солдат — по сравнению с немецким или даже японским — небоеспособен. Это не давало ему покоя. «Наши солдаты не такие бойцы, какими были их отцы, — написал он Вайолет Бонем Картер. — В 1915 году наши воины принимали бой, имея один снаряд, под бешеным обстрелом. Теперь они боятся пикирующих бомбардировщиков. У нас столько войск в Сингапуре, столько войск… Они должны были драться!»

Алан Брук, начальник имперского генерального штаба, придерживался того же мнения. 18 февраля 1942 года он записал в своем дневнике: «Если армия не может сражаться лучше, чем сейчас, значит, мы заслуживаем того, чтобы потерять нашу империю». Кто-то скажет, что легко критиковать солдат, особенно если ты — сосущий бренди политик или генерал — тыловая крыса, но дело в том, что и японцы понимали, что победили в Сингапуре случайно. В 1992 году генерал Ямасита, выигравший то сражение, писал в своих мемуарах, что его наступление было блефом. «У меня было тридцать тысяч солдат — в три раза меньше, чем у противника. Я знал, что если я завязну в Сингапуре — мне конец…»

Если мягкотелость войск в Сингапуре привела Черчилля в смущение, то события в Тобруке привели его в ужас. Он как раз сидел с Рузвельтом в Овальном кабинете, и тут поступила новость, что в городе Тобрук в Ливии гарнизон численностью 35 000 человек капитулировал перед уступавшей в численности немецкой группировкой. «Одно дело — поражение, — размышлял он позже в своем дневнике, — а совсем другое — бесчестье». Но, пока Черчилль сомневался в силе духа и отваге британского солдата, другие начали сомневаться в Черчилле и его способности руководить.