Дориков, как и положено человеку его профессии, был решителен и быстр на подъем. По случайному и счастливому стечению обстоятельств Ксения направлялась туда же, куда и он — к «Экстазу», делать серию зарисовок быта подводников и морского дна во всем его разнообразии. Как сугубый технарь Сергей искренне не понимал, кому нужна живопись в век фотографии, моментальной и движущейся, но там же, в торговом комплексе «Вокзала», он купил роскошный набор художника легендарной торговой марки «Всегда готов». Краски и прочие принадлежности в скромной коробке с «Патером» [1] действительно были великолепны, они безотказно служили владельцу в любое ненастье и, судя по рекламному листку, даже под водой. Но и стоило это чудо химической промышленности нереальных денег, на которые еще легла наценка «Вокзала». Старейший порт гражданского подводного флота свято берег образ заведения достойного, почтенного, элитного и потому допускал торговцев под свою реставрированную крышу с очень большим разбором.

Красивая женщина, совместное путешествие, роскошный подарок, казалось, само небо благоволит ему.

Но… На пути благих порывов души Сергея колкими терниями выросли громоздкие принципы общественной морали. Разумеется, пятидесятые — не сороковые и тем более не двадцатые, когда мужчина и женщина непременно должны были быть представлены друг другу, а встречи проистекали исключительно в сопровождении бдительных родственников. Просто так, признавшись в симпатии и сделав свой подарок, он рисковал уподобиться провинциальному купчишке средней руки. Для полной картины оставалось только провозгласить сакраментальное: «Едем к цыганам!»

Поэтому подарок отправился ждать лучших времен в его багаже. Предстояла осада по всем правилам сложного, отточенного веками искусства флирта, проходящего по тонкой грани между взаимной симпатией и суровым этикетом «людей из общества».

Ксения приветственно кивнула ему, на плече у нее висели походный мольберт и легкий переносной радиоприемник, художница выбирала позицию для пробной зарисовки. Несколько мгновений Сергей колебался — продолжить ли общение или не нарушать творческое уединение, но первое безоговорочно победило.

— Здравствуйте, — сказал он, подойдя к ней.

Девушка тепло улыбнулась в ответ и легко, непосредственно ответила:

— Как замечательно, сейчас вы мне поможете! Я буду рисовать с вас настоящего морского волка!

Дориков почувствовал, как сердце дрогнуло, на мгновение сбившись с ритма. Но следовало быть крайне осторожным, за ее милой непосредственностью могла стоять лишь простая симпатия к приятному попутчику.

— Ну какой же я волк, — усмехнулся он в ответ, — я скорее «осьминог».

Она недоуменно подняла бровь, он поспешил объяснить:

— Так уже лет сорок называют нас, глубоководников. Еще когда сошел на воду первый гражданский «ныряльщик» Райана. Дескать, как осьминоги — ползаем по дну и собираем для своих гнезд разные предметы. А военные подводники, соответственно — «крабы».

— Нет, осьминог — это не романтично, — капризно надула губы Ксения, — я нарисую настоящего морского волка! Скорее, нужно сделать первые наброски, пока дирижабль не прошел мимо, его обязательно нужно зарисовать вместе с вами, так композиция будет закончена.

Спохватившись, Дориков обозначил легкое движение рукой, предлагая принять ее ношу. Девушка благосклонно позволила ему взять приемник, но мольберт оставила. Сергей аккуратно поставил аппарат на какую-то приземистую техническую пристройку — скорее всего блок вентиляционных шахт, — закамуфлированную панелями «под бамбук», в японском стиле. Включил, стараясь не сбить прежнюю настройку, и маленький, но мощный динамик, чуть скрипнув, издал громкую, пронзительную трель саксофона. Играло что-то американское, с отчетливыми джазовыми мотивами, удивительно гармонирующее с окружающим миром и его собственным радужным настроением.

— Сергей, посмотрите, как красиво! — Ксения восхищенно указывала вверх. На мгновение Дорикову показалось, что сейчас, охваченная избытком чувств, она запрыгает на месте, подобно маленькой девочке.

Он посмотрел вверх. Действительно, «Гинденбург», как и обещал вчера капитан, проходил над ними, даже ниже обычных четырех-шести сотен метров, считавшихся рабочей высотой тяжелых дирижаблей. Пассажирский гигант лениво шинковал воздух огромными винтами.

Пятипалубное чудо немецкого дирижаблестроения было величаво и монументально, как и положено представительской машине, купить билет на которую может позволить себе лишь несколько тысяч человек на всем земном шаре.

Окружающие оживились, раздались приветственные возгласы, многие оживленно замахали руками. Даже чопорная дама с собачкой указывала в небо рукой, затянутой в кружевную перчатку. Оказалось, что «Гинденбург» поднял приветственный флаг — процедура ранее стандартная при встрече судов представительского класса, но уже почти три десятилетия как необязательная. Тем не менее капитаны старой закалки, к каковым, несомненно, относился командир дирижабля-гиганта, обычай свято блюли. Разумеется, «Гинденбург» ничего не поднимал, да и не мог поднять по техническим причинам. По правому борту снежно-белой полосой было спущено огромное полотнище без всяких символов и надписей — давний знак добрых намерений и пожелания удачного пути.