— А ежели кто из вас, сукины дети, не проявит должного усердия в постижении воинской науки…

Окончание грозной фразы утонуло в автомобильном шуме.

— Это кто? — недоуменно спросил Таланов.

— Это наш бригадный священник, диакон Афанасий. Бригада у меня особенная, и батюшка тоже особенный. Окормлял верующих где-то во Франции, там была маленькая православная община. В общем, насмотрелся он там, когда … ну, понимаешь.

Таланов медленно кивнул, всматриваясь в человека с крестом на груди.

— В конце концов, сам вышел к нашим, и даже кого-то из своих вывел. Вышел из сана, поскольку священник не может воевать, и отправился добровольцем в армию.

— То есть, все-таки не священник, — уточнил Таланов.

— Вообще он квартирмейстер, хороший притом, следит, чтобы солдаты были накормлены, организовывает бани, водоснабжение и прочее. И вроде психолога, для каждого находит доброе и верное слово, даже для махровых атеистов. У нас его все зовут «пастором», как-то от немцев повелось. Но иногда и оружие в руки берет, прекрасный артиллерист.

— Чудны дела твои, господи, — подытожил Таланов. — Священник без сана, мехбригада без техники, «шагоходы» как ходячие пулеметы…

— Ладно, не бери в голову, — Зимников неожиданно сменил тон. — Это так, стариковское брюзжание. На самом деле не все так плохо. Конечно, бардака хватает, но с прошлым годом если сравнить — небо и земля.

— А потери какие? — спросил майор, отрываясь от созерцания Афанасия, крепящего дисциплину у разведчиков добрым и выразительным словом.

— Большие, — дернул щекой Зимников. — Хотя, конечно, не как в самом начале.

— Растем, — без особого энтузиазма согласился Таланов. — Захарыч, дай мне время до завтра. Я размещу роту, обойду бригаду, все гляну, а завтра можно и в чисто поле выходить.

— Добро, — согласился полковник. — Учти, общая побудка в половине пятого.

— Крутовато.

— Кто рано встает, тому бог подает. Шварцман дал мне пару месяцев нормальной жизни, за этот месяц нужно все подтянуть. И, Виктор…

Полковник двинул челюстью, обдумывая фразу.

— Слушай, что там говорят насчет вообще? Ты же самоходную броню чуть ли не в Москве принимал? Может, чего слышал?

Теперь задумался майор.

— Знаешь, Захарыч, ничего в точности не могу сказать. Но… Летом будет жарко. Очень жарко.

— Ладно, это-то и здесь понятно. Давай, иди. И не забудь — полпятого. Кстати, у нас на тренировках каждый сотый патрон — боевой.

— Это хорошо, — жизнерадостно ответил Таланов, берясь за ручку двери. — А я слышал, что в Первой Бронеармии каждый пятидесятый.

— Да? — удивился Зимников. — Ну, это уже перебор. Хотя … надо подумать. Мысля интересная.

— Как хорошо вернуться к старым добрым друзьям, — заметил Таланов уже из коридора.

Зимников пару минут сидел, улыбаясь, полковник откровенно наслаждался встречей со старым сослуживцем и другом. Особенно приятно было, что они снова будут служить вместе. Петр Захарович давно и хорошо знал Таланова, поэтому мог положиться на него во всем. Да и полсотни «механиков» стали очень ценным дополнением для бригады. Надо только грамотно ими распорядиться.

«Шагоходы» пользовались двоякой репутацией в действующей армии. Идея формирования специальных отрядов панцирной пехоты сама по себе была благой, но очень немногие командиры могли применять их должным образом — в нужное время, на правильной местности, при поддержке других частей. «Механики» оказывались незаменимы в городах и плотной застройке, на сложном рельефе, в обороне, при использовании химического оружия и в ночных боях. Но, к сожалению, большинство бригадных и дивизионных командиров не обладало должной выучкой и опытом, считая, что человек в бронированном скафандре — это броневик в миниатюре, который может все делать сам.

Соответственно, оценки самоходной пехоты колебались от «прекрасно, дайте еще» до «для поддержки штанов», со значительным перевесом второго. Зимников не без основания числил себя неплохим командиром и отнюдь не считал роту «механиков» обузой.

Но тяжелая техника все равно нужна… И ее надо где-то изыскивать, клянчить, воровать, наконец.

Зимников взглянул в окно, и улыбка медленно сползла с его лица.

— Надеюсь, у нас есть еще козыри в рукаве, — пробормотал он, обращаясь к маленькому портрету Его Величества над дверью. — Иначе будет плохо…

Бомбардировщик мчался над бескрайним заснеженным полем, отталкиваясь от стылого воздуха тремя парами мощных винтов. Построенный по образу дирижабля-термоплана «летающее крыло», он походил на огромный бумеранг, выпущенный невидимым охотником прямо в небо.

— Вторая волна на подходе! — доложил штурман, и мгновением позже его сообщение повторил оператор радиотехнической разведки. Командир корабля лишь молча взглянул на помощника, а тот, в свою очередь, крепче сжал рубчатые рукояти штурвала из черного эбонита.