Действительно, что можно поделать, если у человека в своей хижине начинает хронически болеть живот, а в джунглях все боли как рукой снимает. Что можно поделать, если глаза человека гаснут у буйволиного загона, а живут и искрятся на лесной тропе и у огня походного костра.

Если вы поедете в Нилгири, попадете в джунгли и вдруг услышите протяжное «О-о-о-о-о!», знайте, это Нельдоди, лесной бродяга, в ком живет горячая кровь древних собирателей и охотников.

— О-о-о-о-о! — поет он. — Как прекрасна ты, страна тода! Как хороши твои прохладные леса! Как высоки твои необозримые горы! О-о-о-о-о!..

Убийца

Есть племена, у которых убийство не является чем-то экстраординарным. В таких племенах кровная месть с ее неизбежными жертвами — дело обычное. У тода нет кровной мести. Для тода поднять руку на человека так же трудно, как забыть своих родственников или уйти из племени.

И то, что случилось в Керордманде, вряд ли можно рассматривать как преднамеренное убийство. Человек, совершивший его, поплатился за это собственной жизнью…

Хижины Керордманда прилепились к склону горы. Снизу, из узкой лощины, заросшей кустарником, к манду идет крутая тропа. За лощиной зеленеют полоски картофельных полей. Земля под полями принадлежит тода, но всем известно, какие они земледельцы. Как и большинство их соплеменников, жители Керордманда меньше всего заботятся о картофеле. На полях работают бадага — арендаторы. Все знают, какая это аренда. Мешок картошки в год в качестве арендной платы, а то и просто обещание уплатить в следующем году. Самым хитрым среди арендаторов был бадага, работавший на поле Малороджа. Поле небольшое, всего три акра, но в тот год рыночная цена на картофель поднялась и арендатор получил весомую прибыль. Малороджу он сказал, что когда-нибудь сразу заплатит ему за землю. Малородж, может быть, и не обратил бы на это внимания, если бы не лавочник с утакамандского рынка. Во вторник тода принес ему гхи и молоко, лавочник не дал ему за это ни пайсы.

— Мне надо купить сегодня рису, — спокойно объяснил лавочнику Малородж. — У нас ничего не осталось.

— Ты и так мне много задолжал — оборвал его тот. — Я не намерен содержать твою семью.

— Но ведь я приношу тебе каждую неделю гхи и молоко, — попробовал возразить тода.

— Всего молока твоих буйволиц не хватит, чтобы расплатиться со мной. — Лавочник достал толстую тетрадь и стал водить по ней пальцем.

— Вот видишь, тут все твои долги.

Малородж видел, но ничего не понимал в этих крючочках и палочках.

— Сколько я тебе должен? — спросил он упавшим голосом.

Лавочник прищурился и посмотрел на замызганную стену лавки.

— Тысячу рупий, — раздумывая ответил он.

— Где я возьму такие деньги? — Малородж почувствовал, как ослабели его ноги.

— А мне какое дело? — усмехнулся лавочник. — Раз должен, отдавай.

Никакие уговоры не помогли. Совершенно убитый Малородж вернулся в свой манд. За всю его жизнь у него не было такой суммы. Да и во всем племени вряд ли найдется сразу столько денег. На тропинке у лощины его ждал сын. Мавияркутену недавно исполнилось восемнадцать лет. Это был тихий, застенчивый юноша, проводивший дни на дальнем пастбище с буйволами. Когда Малородж сообщил сыну новость, Мавияркутен растерялся.

— Что же нам теперь делать? — спросил он отца. Малородж опустил голову. Он ничего не мог ответить сыну. Через несколько дней они отправились за советом к Пеликену. Тот тоже ничем не мог помочь. У него самого не было денег.

— Если продашь буйволов, может быть и расплатишься с лавочником, — сказал ему Пеликен.

— Как — продать буйволов? — не понял Мавияркутен. — Что же я буду делать без них?

Пеликен задумался и вдруг вспомнил.

— Послушай, Малородж, у тебя же есть земля. На ней, кажется, работает бадага?

— Да, — подтвердил Малородж.

— Он тебе платит?

— Иногда дает картошку и все обещает заплатить. Пеликен был опытным человеком, не зря он возглавлял Прогрессивный союз тода Нилгири. Он прикинул что-то на бумаге и сказал Малороджу, что бадага должен ему по крайней мере триста рупий.

В свой манд отец с сыном вернулись повеселевшими. Малородж пошел к арендатору поговорить насчет уплаты долга. Бадага только рассмеялся.

— Какие триста рупий? — спросил он. — Ты что, Малородж? Я работаю на твоей земле, я платил тебе исправно.

— Но Пеликен сказал, — возразил Малородж, — что ты мне должен триста рупий.

— При чем тут Пеликен? — наигранно возмутился бадага. — Если он тебе сказал, пусть сам и платит.

Малородж ушел ни с чем. Несколько раз после этого он приходил на поле к бадага, но результат был такой же.

В тот день Мавияркутен пригнал буйволиц с пастбища засветло. Он как будто чувствовал, что дома неспокойно. Мать плакала, а отец сидел на суфе, вперив невидящий взгляд в противоположную стену хижины. Лавочник сказал, что посадит Малороджа в тюрьму, если тот не заплатит хотя бы часть долга.

Мавияркутен вышел из хижины, пересек лощину и на дальнем поле заметил синий тюрбан арендатора. Он подошел и вежливо поздоровался. Бадага не ответил на приветствие.

— Почему ты не хочешь заплатить отцу за землю? — спокойно спросил юноша.

Бадага распрямился и смерил Мавпяркутена взглядом. Они стояли друг против друга: сорокалетний упитанный бадага и восемнадцатилетний тода.

— Ты кто такой? — грубо спросил арендатор.

— Мавияркутен.

— Ты щенок! — закричал бадага. — Какое твое дело? Почему ты суешь сюда свой паршивый нос? Сидел бы с вонючими буйволицами и не лез не в свои дела! Убирайся вон отсюда!