Нина Андреевна успокаивала:

— Ты уж не кричи, Жора. Красинины услышат, из мухи слона сделают.

Жора неловко повернулся, ударился раненой рукой о стол. И сморщился от боли, и слезы потекли у него по небритым щекам.

Любаша, которая по натуре была добрая, сжалилась над ним:

— Псих ты, глупый псих, Жорик… И напрасно ко мне приехал.

— Жениться на тебе хочу, — сказал Жора. — Завтра в горисполкоме распишемся. И в Сочи вас всех заберу…

— Нет, Жорик. Ты нервный, я нервная. Веселая семейка у нас получится. Из Туапсе мы тоже никуда не поедем.

— Упрямые вы как ослы, — невежливо заметил Жора. — Тогда уходите хоть в горы. Не ждите, когда немцы Туапсе ваш с землей сровняют.

И Степка в первый раз услышал название селения:

— Пасека. Недалеко это… По Сочинскому шоссе — до Краянска. А там километров шесть в горы. Приятель мой Чугунков из тех мест. Родители его и по сегодня на Пасеке живут.

Сидели долго. А когда стали собираться спать, дождь застучал по столу и по листьям.

К тете Ляле нужно было бежать через улицу и немного вверх по темной ослизлой глине, перепрыгивая через канавы, корявые, как осколки, и еще тащить на себе подушку и одеяло, к которым приставал дождь, что-то нашептывая. Вода спешила по земле, траве, по веткам, и небо опускалось грязное, а не синее, как в звездную ночь. Степка слышал за своей спиной шлепки шагов Ванды и Жоры, а может, и Любаши, но Ванды точно, потому что они много раз играли в ловитки, и он знал, как бегает Ванда и как дышит; но дождь шумел споро, и перекричать его могли только шаги, и Степка чувствовал, что Ванда бежит за ним шаг в шаг.

На калитке висел обруч из проволоки. Степка приподнял его, пнул калитку коленом. Очутился возле крыльца, пахнущего мокрой грязью и гнилыми досками.

Ванда холодными пальцами передала ему ключ, а он никак не мог попасть в замочную скважину. И нервничал.

А мать, и Любаша, и шофер Жора уже стояли рядом. Но Жора не в силах был помочь Степке, ибо держал в руке громоздкий узел с вещами, а другая у него была на перевязи.

— Там кто-то есть, — сказал Степка. — Дверь заперта изнутри. И ключ оставлен в замке.

Если бы ударил гром или засвистела мина, все бы поразились меньше. Жора опустил узел на мокрое крыльцо, полез в карман за пистолетом. И Степке сделалось радостно оттого, что Жора здесь, рядом с ними, и с оружием. И он мог бы вцепиться сестре в волосы, скажи она Жоре что-нибудь обидное. Но Любаша и не думала говорить ничего плохого. Она была напугана, как и мать, как и Ванда. Жора вопросительно посмотрел на Нину Андреевну. Ванда пояснила:

— Тетя Ляля в Сочи. Она не могла вернуться. Если бы она вернулась, то пришла бы в первую очередь к нам.

— Это верно, — совсем тихо подтвердила Любаша.

Ставни на окнах были закрыты и зажаты толстыми железными прогонами. И лишь застекленная терраса мерцала широкими окнами, непрозрачными из-за дождя.

Вскинув пистолет, Жора медленно обошел вокруг дома. Когда он скрылся за углом, то всем без исключения — и Степке, и Любаше, и Ванде, и Нине Андреевне — сделалось страшно, и они теснее прижались друг к другу, загораживаясь своей ношей, словно баррикадой. И, видимо, каждый вздохнул легко, увидев, что Жора целым и невредимым вышел из-за дома с противоположной стороны.

— Подержи, — сказал он Степке и протянул пистолет.

Степка и не мечтал о таком счастье. И разглядеть не успел. Где там, в темноте. Лишь удивился — пистолет был гораздо тяжелее, чем он думал.

Жора мигнул фонариком.

— Будешь светить.

Он отдал Степке фонарик и забрал пистолет. Они поднялись на крыльцо. Степан посветил на террасу. Жора прильнул к окну. Потом отступил на шаг. Спросил:

— Видишь?

И показал наверх, где стекло было выбито и рама чернела дырой.

— Вижу, — сказал Степка.

— Полезай. И сразу поворачивай ключ.

— А если там кто за дверью? — спросила Любаша.

Вместо ответа Жора дважды выстрелил в дверь.

Степка взобрался ему на плечи. Посветил. Терраса была пуста, но дверь, ведущая из террасы в комнаты, была открыта. Степка видел крашеный пол, ножку стола, и больше ничего. Тогда он подтянулся, протиснулся. И перевалил через окно. Деревянный пол загудел громче барабана. Степка метнулся к двери, увидел ключ и успел повернуть его, когда в комнате раздался шум падающего стула.

Жора ворвался на террасу как ветер. Гаркнул:

— Свети!.

Рука мальчишки дрожала, и свет от фонарика то опускался, то поднимался вверх к потолку, словно Степка водил по стене кисточкой.

Все стало ясно. Среди комнаты, мертвенно-бледный, стоял старик Красинин. Возле ног у него лежал мешок из грубого рядна, чем-то набитый до половины.

— Гад! — закричал Жора. — Выходи в сад, прикончу.

Нина Андреевна спохватилась:

— Ой, Жора, ой, Жора!.. Это же сосед наш.