Группа играет электронную танцевальную музыку с тяжелым ритмом. Главная солистка, возможно, как раз лидер группы, — женщина около тридцати. Хотя и не особенно хорошенькая, но и далеко не безобразная, выглядит она крайне притягательно, потому что кажется эдакой шлюшкой. Во время шоу она постоянно меняет наряды, один откровенней другого, а в ходе выступления «совокупляется» со стулом, садится на корточки, широко раздвинув ноги, на авансцене, шнуром от микрофона двигает туда-сюда между ног. К тому же есть еще и элементы садо-мазо. На сцене она бьет хлыстом мужчину, прикованного наручниками к металлической решетке. Появляются две девушки в обшитых металлом и перетянутых крест-накрест корсетах, одетый мясником мужчина прикладывает к их груди дисковую пилу, их лица спрятаны под кожаными масками. Пила рассыпает на публику дождь искрящихся белых брызг.

Ты чувствуешь себя слегка неловко, ты никогда особо не любил танцевать, если только не напивался как следует. Ты никогда не чувствовал себя так неловко из-за своей плешивости. Третьим или четвертым номером они играют песню, которую ты знаешь еще с колледжа, тогда такая музыка считалась новой, всего лишь — сколько же? — пятнадцать-шестнадцать лет назад. Они объявляют ее «классикой».

Ты ловишь себя на том, что, пока группа и толпа разогреваются, ты сканируешь помещение в поисках девушек без браслета на запястье [7] . Находишь одну такую, начинаешь ее изучать. Здесь так много обнаженной плоти, так много животов с проколотыми пупками, животов, которые будут свисать, если девушки их не будут втягивать, но выглядящих все же аппетитно, потому что, хотя они и не мускулисты, хотя они полноваты — но не отвислые, еще не отвислые, — хотя талия не просматривается, им ничего этого и не требуется. Ты приходишь в волнение, когда смотришь на них и на то, как по ним ползают руки бойфрендов. Ты понимаешь, что разглядываешь девушек, на которых никогда не взглянул бы, будь они с тобой одного возраста, никогда не взглянул бы, будь им даже под тридцать, таких девушек, над которыми вы с друзьями посмеялись бы между собой, если бы они были лишь слегка постарше, а вы увидели бы их на улице в этих нарядах — короткие кожаные топы на бретельках, пояса с подвязками, грубые ошейники с шипами, длинные перчатки из латекса.

На одной из девочек, которой никак не больше тринадцати, красуется футболка с призывом «УДАРЬ МЕНЯ, ТРАХНИ МЕНЯ, СЪЕШЬ МЕНЯ, ОТШЛЕПАЙ МЕНЯ, КОНЧИ МНЕ НА СИСЬКИ, А ПОТОМ ИДИ НА ХУЙ!». Первое, что приходит на ум: «Какие там сиськи?», и только после этого ты задумываешься, как она сюда прошла и почему такая юная девочка выбрала такую футболку.

— Угостишь меня выпивкой? — кричит девушка, приведшая тебя сюда.

Ты киваешь и сквозь толпу прокладываешь себе путь к бару. Только такие вопросы и слышишь, когда идешь куда-нибудь с девушками ее возраста. И это не потому, что они слишком молоды, чтобы самим покупать себе алкоголь, хотя так оно и есть. Это потому, что они единственные, кто не прикидывает постоянно, что они могут для тебя сделать. Потому что они единственные, кто не боится тебя. Потому что они единственные, кому пока еще нечего терять.

В тот момент, когда ты умудряешься протиснуться к бару, ты видишь там хорошенькую девушку, которая, опершись локтями позади себя о деревянный край барной стойки, смотрит на сцену. Ее волосы покрашены в черный цвет, губы подведены темно-красным, лицо набелено, на веках густой слой краски. Под нижней губой металлический гвоздик. На ней комбинезон из поливинилхлорида, заканчивающийся перчатками на руках и десятисантиметровыми шпильками на ногах. Молния расстегнута ниже грудины, но костюм сидит на ней так плотно, что выглядывает только часть груди. Но этого больше чем достаточно, чтобы заставить твое сердце колотиться. Интересно, смогла бы она застегнуть свой комбинезон выше, даже если бы захотела? Ты замечаешь, что на ней нет браслета. Ты ловишь ее взгляд, поднимаешь брови, растягиваешь губы в улыбке. Она отворачивается — вот ее единственная реакция.

Ты не можешь удержаться, приходится пялиться в другую сторону, пока ты ждешь бармена. Тебе совершенно необходимо посмотреть на нее еще разок. Бармен подходит к тебе очень быстро, игнорируя несколько человек, которые ждут дольше тебя, тех, кто моложе тебя, тех, кто не так плешив, как ты.

Делая заказ, ты достаешь свой бумажник от Гуччи из страусиной кожи. То, что ты заказываешь, заставляет девушку мельком взглянуть на тебя через плечо, взглянуть на твой бумажник. Она поворачивается. Опирается на стойку, изгибаясь в талии, вместо того, чтобы сгорбиться. Ты скользишь взглядом по ее заднице, которая теперь выпячена в сторону толпы. Цветные огни образуют сверкающие дорожки на блестящей резине ее наряда, дорожки, повторяющие изгибы ее плоти. Каждый мужчина, проходящий мимо, смотрит на эту часть ее тела. Большинство, случайно натолкнувшись на нее взглядом из центра плотной толпы, смотрят с удивлением. Их осовелые глаза расширяются, они немного откидывают головы, поднимают брови. Выглядит почти так же, будто они тщательно пытаются не наступить на змею в густой высокой траве. Почти, но не совсем. Нет страха. За одним исключением. Ну, если не принимать в расчет мужчин, не реагирующих на женщин, — они тоже смотрят, но это не более чем мимолетный взгляд. Исключение — самый юный посетитель, наверняка еще школьник. Его подружка — хоть и сильно накрашенная, но едва ли старше двенадцати, — сильно ударила его по ребрам.

— Ужасно, да? — кричит тебе девушка в комбинезоне.

— Да, ужасно! — кричишь ты ей в ответ, кивая и поглядывая на бармена.

Он приносит тебе напитки со словами:

— С вас двадцать семь пятьдесят.

Когда ты открываешь бумажник, девушка едва заметно в него заглядывает. Быстрый, неуловимый взгляд, но ты, как бы то ни было, его поймал. Когда ты берешь сдачу, она заглядывает в бумажник еще раз, полагая, что ты не можешь этого заметить краем глаза. Если бы ты не пришел сюда с другой, с девушкой, называющей саму себя «честолюбивой моделью», подружкой твоего друга, который руководит агентством, основанным вами…

Ты берешь свои напитки и, делая небольшой глоток из своего стакана, киваешь девушке. Она кивает тебе в ответ, начинает что-то говорить, но ее заслоняет парень двадцати с небольшим лет, который проталкивается между вами.

Когда ты уходишь, ты слышишь, как он заказывает три напитка, слышишь, как бармен говорит ему, что для трех напитков у него должно быть три браслета. Отходя от бара, ты отмечаешь, что тебе он такого не сказал.

И ты знаешь, что она смотрит тебе вслед и ругается, потому что этот парень отрезал ее от тебя. Позже ты увидишь ее рядом в толпе, увидишь, как она изучает юную блондинку, с которой ты пришел, юную блондинку, отдающую богатством старого Нью-Йорка даже в своей байкерской куртке и с временной татуировкой. Позже ты увидишь, как она уходит.

Когда ты возвращаешься из бара, на сцене появляется группа из шести девушек. Их одежда прикрывает только то, что совершенно необходимо прикрыть. На азиатке с многочисленными косичками и на высоких каблуках нет ничего, кроме одной полоски скотча на груди и трех или четырех полосок на бедрах. Группа начинает исполнять песню с текстом из одной-единственной фразы: «Хочу увидеть твою киску, покажи мне ее!» Солистка, каким-то образом переодевшаяся в резиновое микро-мини-платье, выкрикивает эти слова и проделывает различные манипуляции с девушками — шлепает их, водит их на четвереньках на поводках, засовывает руку им под юбки.