Победители тоже понесли тяжелые потери; усталость и шестидневное напряжение непрерывных боев сказывались на нервах. Когда Нейденбург, переходивший из рук в руки четыре раза, был снова взят германцами тридцать первого августа, солдат военной полиции пытался остановить автомобиль, пересекавший главную площадь. Когда машина, в которой находился генерал фон Морген, не остановилась на окрик «стой!», полицейский завопил: «Русские!» и выстрелил. Вслед за тем по автомобилю грохнул залп, в результате был убит шофер и ранен офицер, сидевший рядом с генералом. В ту же самую ночь, едва не убитый несколько часов назад своими же солдатами, генерал был разбужен денщиком, который с криком «Русские пришли!» выскочил из дома, схватив одежду генерала. К своему «крайнему раздражению», фон Моргену пришлось выбежать на улицу, на ходу затягивая ремень с кобурой револьвера поверх нижнего белья.

Для очень многих, за исключением нескольких офицеров, то было первое боевое крещение огнем. Возбужденная фантазия под влиянием страха, волнения, усталости и кровопролитного недельного сражения породила выдумку о том, как будто тысячи русских утонули в болотах, их по самые шеи затягивала трясина, и немцам приходилось приканчивать их из пулеметов.

«У меня в ушах будут звучать их крики до самого смертного дня», — признавался один офицер своим друзьям в Германии.

«Широко распространившийся рассказ о русских, загнанных в болота и погибших там, — чистая выдумка, — писал Людендорф, — так как поблизости не было ни одного болота».

Когда стали известны размеры поражения русских, германское командование начало считать, что оно выиграло, как писал Хоффман в своем дневнике, «одну из величайших побед в истории». Было решено, если верить Хоффману, то по его, а если Людендорфу, то по «моему предложению», назвать сражение «битвой под Танненбергом» в качестве запоздалой компенсации за давнее поражение, которое здесь понесли тевтонские рыцари от поляков и литовцев [78] . Несмотря на свой второй триумф, еще больший, чем под Льежем, Людендорф не ликовал, «поскольку волнения, которые мне доставляла неизвестность о намерениях армии Ренненкампфа, были слишком велики». Теперь, однако, он мог с большей уверенностью повернуться против Ренненкампфа, прибавив к своим силам два дополнительных корпуса, которые Мольтке посылал ему с Западного фронта.

Своим триумфом Людендорф во многом был обязан другим: Хоффману, который хотя и исходил из неправильных предпосылок, но был уверен, что Ренненкампф откажется от преследования, разработавшему план и составившему приказы, повернувшие 8-ю армию на Самсонова; Франсуа, не подчинившемуся приказам Людендорфа и осуществившему обход левого фланги русской армии; Гинденбургу, успокоившему Людендорфа в критический момент, и наконец, прежде всего фактору, который не был учтен при тщательном германском планировании, — русской радиосвязи.

Людендорф потом уже привык и ждал русских телеграмм, которые его штаб дешифровал или переводил на немецкий и представлял ему ежедневно в одиннадцать часов вечера. Если они опаздывали, Людендорф начинал нервничать и появлялся лично у связистов, чтобы выяснить, в чем дело.

Хоффман считает, что победу под Танненбергом одержали именно благодаря перехваченным телеграммам.

«У нас был союзник — наш враг, — говорил он. — Мы знали все планы противника».

Для публики же спасителем Восточной Пруссии был номинальный командующий — Гинденбург. Престарелый генерал, вытащенный из отставки в старомодном синем мундире, превратился в титана.

Триумф в Восточной Пруссии, невероятно раздутый по сравнению с его настоящим значением, создал для Германии миф о Гинденбурге. Даже хитрое злоязычие Хоффмана не могло повредить ему.

Позднее, уже в качестве начальника штаба Восточного фронта, водя гостей по полям Танненберга, он рассказывал: «Вот здесь фельдмаршал спал перед сражением, здесь он спал после сражения, а вот здесь — во время сражения».

В России суть катастрофы не сразу дошла до общественного сознания, притушенная громадной победой, одержанной в то же самое время над австрийцами на галицийском фронте. В количественном отношении она была даже больше той, которую одержали немцы под Танненбергом, и произвела на врага такой же эффект. В серии сражений, происходивших с двадцать шестого августа по десятое сентября и закончившихся битвой при Лемберге, русские убили и ранили двести пятьдесят тысяч, захватили сто тысяч пленных, заставили австрийцев за восемнадцать дней отступить на двести пятьдесят километров, нанесли поражение австро-венгерской армии, особенно ее офицерскому корпусу, от которого она никогда уже не оправилась. Это обескровило Австро-Венгрию.

Но 2-я русская армия больше не существовала, генерал Самсонов был мертв, а из пяти его командиров корпусов двое были в плену, а остальные смещены с постов как несправившиеся.

После сражения у Мазурских озер под нажимом немцев генерал Ренненкампф «потерял голову», по обычному выражению Жилинского, бросил армию и на автомобиле умчался к границе, завершив тем самым крах своей репутации и заслужив позорное изгнание из армии, что повлекло за собой и смещение Жилинского. В телеграмме великому князю Жилинский обвинял Ренненкампфа в паническом бегстве. Это возмутило великого князя, считавшего, что главная вина лежит на Жилинском. Поэтому он доложил царю, что это Жилинский «сам потерял голову и не способен управлять боевыми действиями», в результате чего к жертвам Танненберга прибавилась еще одна.

Это сражение обнажило плохую подготовку войск, недостатки снабжения, некомпетентность генералов и слабую организацию. Новый военный министр Гучков утверждал, что у него «сложилось твердое убеждение в том, что война была проиграна» после Танненберга.

Поражение прибавило новой смелости прогерманским группам, которые открыто начали агитировать за выход из войны. Граф Витте был уверен, что война погубит Россию, а Распутин, что она приведет к краху режима. Министерства юстиции и внутренних дел представили царю меморандум, настаивая на скорейшем мире с Германией на том основании, что продолжение дружбы с союзниками будет фатальным. Возможность не замедлила представиться. Вскоре Германия сделала России предложение о заключении сепаратного мира, переговоры о котором продолжались в течение 1915 и 1916 годов.