Генри Вильсон, такой же импульсивный, как и Мессими, кинулся в другую крайность — пораженчество. Когда наступательный план, составителем которого он был с английской стороны, рухнул, он рухнул вместе с ним. По крайней мере, временно, что весьма сказалось на его начальнике, находившемся под его значительным влиянием. Несмотря на то что он долго не мог оставаться угнетенным и был единственным, кто поддерживал дух штаба в последующие дни, он был убежден в грядущей беде и, возможно, чувствовал себя виновным.

Немедленно был отправлен посыльный на мотоцикле, чтобы вызвать Смит-Дорриена к ближайшему телефону.

«Если вы останетесь на месте и будете сражаться, то повторится новый Седан», — передал ему Вильсон.

Находясь на расстоянии сорока двух километров от опасности, он пытался убедить Смит-Дорриена, что она не может быть особенно велика, поскольку «немцы, дерущиеся с Хейгом, не могут драться с вами». Смит-Дорриен терпеливо еще раз объяснил обстановку и добавил, что в любом случае уже невозможно оторваться от противника, так как бой уже начался и он слышит орудийную стрельбу.

«Желаю удачи тогда, — ответил Вильсон. — Ваш голос — первый жизнерадостный голос, который я слышу за три дня».

В течение одиннадцати часов двадцать шестого августа II корпус и полторы дивизии генерала Сноу вели у Ле-Като арьергардный бой, подобный тем, которые французская армия вела ежедневно.

В этот день фон Клюк отдал приказ продолжать «преследование разбитого врага». Являясь самым верным последователем концепции Шлиффена «коснуться плечом пролива», он все еще двигался на запад и, чтобы завершить обход англичан, приказал своим двум корпусам правого крыла совершить форсированные марши в юго-западном направлении. В результате они вообще не действовали против англичан в этот день, а «наткнулись на крупные французские силы». Это были территориальные дивизии д'Амада и кавалерия Сордё, которых Смит-Дорриен информировал о происходящем. Своими маневрами они прикрыли английский фланг и задержали германцев.

Позднее Смит-Дорриен признавал: «Храбрые действия территориальных дивизий были для нас крайне важны, иначе почти наверняка двадцать шестого против нас действовал бы еще один корпус».

На левом фланге фон Клюка из-за плохой разведки или неумелого маневрирования бездействовал еще один корпус, так что, хотя Клюк и превосходил в силах, против трех дивизий Смит-Дорриена у Ле-Като действовали только три германских. Однако Клюк подтянул артиллерию пяти дивизий, и на рассвете они открыли огонь.

Из неглубоких окопов, поспешно и неумело вырытых французскими жителями, в том числе и женщинами, англичане отражали атаки немецкой пехоты скорым и метким винтовочным огнем. Тем не менее немцы, бросая в бой все новые силы, продвигались вперед. В одном секторе они окружали роту аргильцев, но те продолжали вести огонь, «вслух ведя счет своим попаданиям». Немцы кричали по-английски «прекратить огонь» и жестами уговаривали сдаться. Наконец после рукопашной их одолели. В обороне начали появляться прорехи. Но еще предстояло самое сложное — выйти из боя. В пять часов утра Смит-Дорриен решил, что этот момент наступил. Теперь или никогда. Из-за потерь, образовавшихся пустот между частями и прорывов врагов в отдельных местах приказ об отступлении дошел до частей не одновременно. Некоторые продолжали удерживать свои позиции спустя еще несколько часов, ведя огонь, пока их не брали в плен или пока им не удавалось отойти под покровом темноты. Батальон гордонских горцев так и не получил приказа на отступление и, за исключением нескольких человек, перестал существовать вообще. Потери только за один этот день в трех с половиной дивизиях, дравшихся у Ле-Като, превосходили восемь тысяч человек, было оставлено тридцать восемь орудий, вдвое больше, чем у Монса, уровень потерь (двадцать процентов от личного состава) равнялся тому, что потеряли французы в августе. Среди пропавших без вести были и те, кто провел потом четыре года в германских лагерях.

Из-за темноты, усталости после форсированных маршей, собственных потерь и вводящей в заблуждение английской привычки «ускользать невидимыми» в темноте немцы преследования не организовали. Клюк дал приказ остановиться до следующего дня, когда, как он ожидал, завершится обходный маневр его правофлангового корпуса. В тот день решение Смит-Дорриена встретить численно превосходящего противника в открытом бою помешало осуществлению запланированного обхода и уничтожения английских экспедиционных сил.

Прибыв в Сен-Квентин, Смит-Дорриен узнал, что главный штаб отбыл из него в полдень, пока шла битва экспедиционных сил, и передвинулся в Нуайон, на тридцать километров глубже в тыл. Солдаты, расквартированные в городе, с презрением смотрели, как армейское начальство умчалось в автомобилях на юг, тогда как на севере гремели пушки.

«Правда, что двадцать шестого лорд Френч и его штаб окончательно потеряли голову».

Сэр Дуглас Хейг, который к этому времени уже нашел свою, запрашивал: «От II корпуса нет никаких известий, помимо звуков артиллерийской стрельбы в направлении Ле-Като. Может ли I корпус оказать какую-либо помощь?»

Главный штаб был так растерян, что не мог ничего ответить. Тогда Хейг попытался самостоятельно установить прямой контакт со Смит-Дорриеном. Он сообщил ему, что слышит грохот боя, однако в результате разъединения двух корпусов «мы не знаем, как помочь вам». Когда это донесение отправили, бой уже прекратился. Между тем английский штаб потерял надежда снова увидеть II корпус.

Полковник Угё, все еще выполнявший обязанности офицера связи, телеграфировал Жоффру в восемь часов вечера: «Английская армия проиграла сражение. Похоже, что взаимодействие между частями нарушено».