Было в его лице и голосе нечто, отчего толстяк, мгновенно изменившись лицом, с неожиданным проворством вскочил на ноги, опрокинув брюхом стол, так что зловещие бумаги — а других здесь и не имелось — разлетелись по всей комнате. Караульные настолько изумились, что от растерянности выпустили арестованного. Д'Артаньян скрестил руки на груди и, видя решительный перелом в свою пользу, высокомерно поторопил:

— Живее! Служба кардинала! Именем его высокопреосвященства!

Комиссар, топчась прямо на рассыпанных бумагах, вместо прежнего густого баса воскликнул тоненьким бабьим голоском, себя не помня от растерянности:

— Что вы стоите, болваны?! Живо, бегите в конюшню, найдите Пьера и Грегуара, пусть седлают коней! Пусть сломя голову летят в Пале-Кардиналь и к капитану де Кавуа!

Стражники, мешая друг другу и сталкиваясь боками, выскочили в узенькую дверь. Комиссар, с удивительным для такой туши проворством приплясывая вокруг д'Артаньяна, запричитал:

— Простите дурака, ваша милость, кто же знал, кто мог предполагать, что тут не нахальная дуэль, а кардинальская служба… Уж не гневайтесь, душевно прошу! Пока они управятся — бургундского, а? Тушеных голубей, а? Фаршированных болонской колбаскою с каперсами? Мигом слетают…

— Оставьте эти глупости, — сказал д'Артаньян значительным тоном. — Дайте лучше простой воды, в горле пересохло…

…Неизвестно, что говорили посланцы комиссара и какие аргументы они пустили в ход, но уже через полчаса, показавшиеся д'Артаньяну вечностью, в коридоре зазвенели шпоры, и в комнатушку энергичным шагом вошли двое мужчин: капитан де Кавуа и граф Рошфор, судя по их виду, мчавшиеся верхами.

На лице Кавуа отобразилось горькое разочарование, даже нешуточная обида:

— О господи, это вы, д'Артаньян! Если вы опять влипли в какую-то неприглядную историю, вам, черт меня побери, придется выпутываться самому… Что это за выдумки насчет кардинальской службы?

— Подождите, — сказал Рошфор, окинув д'Артаньяна проницательным взглядом черных глаз. — Шевалье, откуда у вас мушкетерский плащ, и что означает весь этот маскарад?

— Подождите за дверью, — приказным тоном обратился д'Артаньян к комиссару. — Вас позовут, когда будет в вас надобность…

Комиссар, после реплики капитана де Кавуа засомневавшийся было в неких мрачных и грандиозных полномочиях д'Артаньяна, покосился на графа Рошфора, но тот согласно кивнул — и толстяк проворно выкатился за дверь с самым разнесчастным видом, окончательно запутавшись в сложностях жизни.

— Итак? — с непроницаемым видом спросил Рошфор. Д'Артаньян, подойдя к ним вплотную и понизив голос, сказал:

— Господа, жизнь его величества и кардинала в опасности!

— Я отчего-то полагал, что вы несколькими годами старше, — сказал кардинал Ришелье, почти бесшумно прохаживаясь по кабинету, — но кардинальские коты, ухоженные, пушистые, благодаря своей невероятной чуткости ловившие настороженными ушами малейший звук, то и дело провожали его загадочными прищуренными взглядами.

Д'Артаньян был наслышан о них, но видел впервые — и старался сидеть, не шевеля ногами, потому что парочка избалованных созданий непринужденно разместилась у его пыльных ботфорт, время от времени пробуя их на прочность когтями, таращась снизу вверх со столь серьезным и озабоченным видом, словно хотели понять, друг это хозяину или враг.

— В таком случае, оба мы оказались в одинаковом заблуждении, монсеньёр, — сказал д'Артаньян. — я тоже, уж не обижайтесь на провинциала, представлял вас убеленным сединами стариком. В провинции только и разговоров о вас… Но ваш возраст молва как-то обходила стороной…

— Вы разочарованы?

— Наоборот, — сказал д'Артаньян. — Свершения выглядят особенно грандиозными, когда их инициатор в расцвете лет и сил…

— Вас уже научили в Париже говорить льстивые комплименты? — усмехнулся Ришелье.

— Помилуйте, монсеньёр, вы же не дама, а духовное лицо, какие могут быть комплименты… — простодушно ответил д'Артаньян. — Просто о вас говорят повсюду…

— Хотите сказать, одну похвалу?

— Нет, конечно, и худое тоже… Но разве эта молва делает погоду? — Д'Артаньян, резко меняя тему разговора, постарался вернуться к мучившему его вопросу: — Монсеньёр… Я до сих пор озабочен всеми этими клятвами, что пришлось тогда дать…

— Успокойтесь, — решительно сказал кардинал. — Клятва, данная убийцам и заговорщикам, не имеет силы. Я вас отрешаю от всех клятв — властью, данной мне святым римским престолом, тем престолом, что выше любого королевского… — Он поднял руку, словно для благословения, и произнес несколько слов на латыни, в которых д'Артаньян понимал не больше, чем если бы они звучали на каком-нибудь наречии дикарей из Нового Света. — Ну что же, господин д'Артаньян… Вы оказали огромную услугу — и не просто человеку, а государству. Скажу вам по секрету, у меня есть свой человек среди заговорщиков — и еще один из их же собственных рядов совсем недавно кое о чем донес. Рассчитывая, надо полагать, что это его спасет… Он будет неприятно удивлен, когда после разгрома заговора ему отрубят голову вместе с остальными.