— Приятно слышать… — пробормотал д'Артаньян, стоя так, чтобы моментально отпрыгнуть от стены при появлении слуги.

— А потому будь с ним поласковей, — продолжала герцогиня. — Если, паче чаяния, ему вздумается прижать тебя в уголке, не вздумай изображать святую. Понятно?

— Понятно, — прошептала служаночка. — Но я думала, вы сами намерены им заняться…

— Намерена, — мечтательно сказала герцогиня. — Ох как намерена… Ну и что? Прикажешь ревновать к тебе ? Чушь! Я вообще не ревнива, никогда не понимала людей, одержимых этим чувством… Брысь!

Сообразив, что более он ничего интересного не услышит и не увидит, д'Артаньян отпрянул от проделанной дырки и чинно уселся за стол. И вовремя — появился слуга с подносом. Добросовестно пытаясь придать себе услужливый и предупредительный вид, он налил гасконцу стакан, осведомился, не будет ли каких пожеланий, и убрался восвояси, пробурчав напоследок, что хозяйка «вот-вот изволят быть, ваша милость».

На смену ему явилась очаровательная служаночка, все еще с пылающими щеками и с явственным следом от жемчужных зубок на шее. Притворившись, что не замечает ее смущения, д'Артаньян благодушно спросил:

— Когда же наконец появится твоя хозяйка, милочка?

— Обещала вот-вот спуститься, — промолвила девушка, отчаянно трепеща длинными ресницами. — Просила вас чувствовать себя, как дома.

— Малютка, а ты присоединяешься к этой просьбе? — спросил д'Артаньян с самой обаятельной, как он надеялся, из своих улыбок.

— О да, конечно, сударь…

Она была такая хорошенькая, молоденькая и свежая, что д'Артаньян с его здоровыми провинциальными вкусами не мог остаться равнодушным — незамедлительно подошел, привлек к себе и поцеловал с присущей гвардейцам непринужденностью. Девушка, зажмурившись, после короткого колебания вернула ему поцелуй, по ее собственной воле затянувшийся надолго. Ободренный первым успехом, гасконец продвинулся далее, опять-таки не встретив сопротивления — как ему хотелось верить, не только в силу полученных красоточкой распоряжений.

Отстранившись наконец с сожалением, он оглядел потупившуюся девушку и спросил:

— Интересно, из каких уголков прекрасной Франции происходят такие красотки? Попробую угадать… — и с видом провидца заключил: — Ну конечно же, из Пикардии!

— Ах, сударь! — пролепетала пораженная служаночка. — Вы так метко угадали… Вы просто волшебник!

— Что поделать, у меня есть немало несомненных достоинств, дар ясновидения в том числе, — скромно ответил д'Артаньян. — Но, конечно, исключительно в рамках, дозволенных нашей святой церковью… Как тебя зовут?

— Кати.

— Очаровательное имя, — сказал д'Артаньян. — И запомнить легко.

— Сударь…

— Да, милочка?

— Не нужна ли вам исправная и работящая служанка? Или, может, кому-то из ваших друзей?

— Что за черт? — сказал д'Артаньян. — Ты недовольна своим нынешним местом?

— Как вам сказать… Не совсем.

«У этой девчонки еще сохранилась провинциальная добродетель, — подумал гасконец. — Как и у меня, признаемся втихомолку. Вот только этот беззастенчивый город прилагает все усилия, чтобы выбить из нас обоих все, что здесь добродетелью отнюдь не считается. И что тут прикажете делать? Как говорят в Беарне — с волками бегать, по-волчьи выть…»

Однако ему вовсе не хотелось оставлять это юное создание в бесцеремонных объятиях герцогини де Шеврез, хотя трудно сказать, что здесь было от сочувствия, а что — от мужского эгоизма… Как бы там ни было, он сказал, понизив голос:

— Вот что, милая… Приходи как-нибудь на улицу Могильщиков, одиннадцать. Спроси слугу по имени Планше и попроси провести к хозяину… Не обязательно называть мое имя… лучше вообще его не называть, просто скажи Планше, чтобы проводил к своему господину, а уж я его предупрежу нынче же…

Прелестная пикардийка вскинула на него глаза:

– Нынче вы, сударь, сдается мне, будете очень заняты другим заботами…

С любопытством глянув на нее, д'Артаньян осведомился:

— Дитя мое, уж не хочешь ли ты сказать, что я с первой же встречи произвел на тебя неизгладимое впечатление? Нет, это за мной водится, конечно, чего уж там…

Длиннющие ресницы порхнули, как бабочки на цветущих лугах Гаскони, а взгляд зеленых пикардийских глаз был определенно кокетливым:

— По-моему, вы хороший человек, сударь…

— И почему же?

— Вы не нахальничаете, вот что, — расхрабрилась Кати. — У вас есть уважение к бедной девушке…

«Ба! — сказал себе д'Артаньян. — Уж не втюрилось ли, вульгарно говоря, в меня это цветущее дитя Пикардии? Мелочь вроде бы, а приятно, черт побери! Давно в меня никто не втюривался после той давней истории с крошкой Эжени…»

— Откровенно говоря, ты мне понравилась с первого взгляда, — сказал он, в общем, чистую правду (особенно если вспомнить, в каком виде гасконец ее наблюдал в дырочку — чуть ли не купающаяся нимфа…).