— Передай, что я сейчас поднимусь, — сказал он без колебаний.

Служанка, игриво вильнув взглядом и явно разочарованная тем, что не последовало ни расхожих комплиментов, ни заигрываний, вышла. Чуточку подумав, д'Артаньян все же не стал снимать шпагу — неловко, конечно, идти вооруженным даже не к хозяину, а к хозяйке дома, но береженого бог бережет. Он успел уже убедиться, что его враги в средствах не церемонятся…

За окнами уже смеркалось, и на крутой лестнице было темновато, но убийцы там, безусловно, не смогли бы укрыться незаметно. Да и в хозяйской гостиной им просто-напросто негде было бы спрятаться — д'Артаньян моментально в этом убедился, окинув комнату сторожким взглядом.

Констанция порывисто подалась ему навстречу:

— Как хорошо, что вы все-таки пришли! Благодарю вас…

— Гвардеец на призыв очаровательной женщины всегда откликнется, — сказал д'Артаньян выжидательно, не сводя с нее глаз.

— Но вы ведь, наверное, думаете, что я — ваш враг…

— Помилуйте, Констанция, с чего вы взяли? — пожал он плечами.

У нее был печальный и растерянный вид, в огромных прекрасных глазах стояли слезы, одежда в некотором беспорядке — корсаж зашнурован небрежно, обрамлявшие вырез платья кружева помяты, манжеты не застегнуты. Она определенно пребывала в самых расстроенных чувствах, но даже в таком состоянии была, надо признать, чертовски соблазнительна, так что гасконец, и до того взиравший на нее отнюдь не равнодушно, и на этот раз откровенно залюбовался. Потом, правда, вспомнил обо всех странностях, связанных с этой красавицей. И довольно холодно спросил:

— Что у вас случилось?

— Посмотрите, нас не подслушивают?

«Многообещающее начало», — подумал д'Артаньян, но сговорчиво подкрался к двери на цыпочках и, прислушавшись, решительно мотнул головой:

— Нет, не похоже. Она ушла.

— Ну да, я ее отпустила, но с герцогиней никогда неизвестно, у нее повсюду шпионы… «Еще лучше, — подумал гасконец, заинтригованный. — Как выразился бы монсеньёр, интрига приобретает интерес…»

И спросил с самым простодушным видом:

— Любопытно бы знать, какую герцогиню вы имеете в виду? Их в Париже преизрядное количество…

— А вы не догадываетесь?

— Откуда? — пожал он плечами. — Мы, гасконцы, простодушны и наивны, как дети малые, нам самые простые вещи растолковывать приходится по три раза…

Констанция с упреком глянула на него сквозь слезы, так жалобно и беспомощно, что д'Артаньян ощутил легкий укол совести.

— Вы надо мной насмехаетесь, правда?

Как-никак это была слабая женщина, ничем пока что не навредившая ни ему, ни его друзьям. Внешность, конечно, обманчива, а женское коварство общеизвестно — но совершенно непонятно пока, в чем тут коварство…

— У меня и в мыслях не было ничего подобного, Констанция, — сказал он мягко.

— Ну тогда вы, значит, мне не доверяете… Это и понятно. Кто я такая, чтобы заслужить ваше доверие? Интриганка и подручная заговорщиков…

Она была такой несчастной, что любой мужчина охотно бы взялся ее пожалеть.

— Как вам сказать… — произнес д'Артаньян, взвешивая каждое слово. — По совести говоря, у меня язык не повернется обвинять вас в соучастии в каком-либо заговоре. Тот единственный заговор, в котором вы на моих глазах принимали самое деятельное участие, касался, помнится, отнюдь не политики…

Она вскинула заплаканные глаза:

— Ну да, конечно… Это же были вы… Мне потом сказали… Ах, если бы вы знали, как она на вас зла!

— Герцогиня де Шеврез или королева? — небрежно уточнил гасконец.

— Герцогиня, конечно… Вы разбили в прах все ее надежды… Она жаждет вам отомстить… И, боюсь, мне тоже…

— А вам-то за что? — серьезно спросил д'Артаньян. — Вы же ни в чем не виноваты…

— Шевалье, садитесь, я вас прошу, и поговорим откровенно… Дайте слово, что сохраните наш разговор в тайне…

— Охотно, — сказал д'Артаньян. — Если только, — добавил он предусмотрительно, — если только речь не пойдет о каком-нибудь политическом заговоре…

— О, что вы! Речь идет исключительно о моей участи. Я всерьез опасаюсь, что она решила от меня избавиться…

— Наша очаровательная Мари? — с большим знанием вопроса спросил д'Артаньян.

— Кто же еще…

— Почему вы так думаете?

Констанция попыталась ему улыбнуться:

— Мне неловко говорить с мужчиной об иных вещах…

— Но вы же сами меня позвали, — сказал гасконец, заинтригованный еще более и, кроме того, рассчитывавший выведать что-то полезное для кардинала. — Констанция, я ведь служу кардиналу, а значит, в некотором смысле, тоже чуть ли не духовное лицо… Можете мне довериться, слово дворянина.

«Браво, д'Артаньян, браво! — мысленно похвалил он себя. — Если меж ней и герцогиней и в самом деле возникли трения — а все к тому подводит, — то, быть может, мы сможем рассчитаться за поражение на улице Вожирар… Только бы не вспугнуть ее и вызвать на откровенность…»