И я погрузилась в составление рецептов, подходящих для условий западного побережья. Вбивала в память композиции и дозировки, заучивала полезные свойства трав, растений, грибов. Головная боль, зубная боль, остановка кровотечения — венозного, артериального, лечение ожогов, гнойников, лишаев, гангрены, отитов и конъюнктивитов… Снадобья от зачатия и язвы желудка, мази при радикулите и хондрозе… Помощь при инсульте, остановке сердца, открытом и закрытом переломе…

— Вам не помешало бы базовое медицинское образование, — сказал с уважением Франц-Иосиф, которого впечатлила моя одержимость.

Послушав руководителя, я записалась на курсы сестринского дела при центральном госпитале жертв вис-воздействий. Всегда боялась крови и гноя, а тут как отрезало. Черт, нигде не успевала! Торопилась из центра столицы в общежитие, затем в институт, потом снова в общагу, а следом — на встречу с поверенным. Лето проносилось мимо меня: шумные улицы, серая от пыли листва, которую обмывали искусственным дождем, пробки на дорогах, выхлопные газы, просачивающиеся в салон машины. Дэпы по-прежнему сопровождали в поездках, довозя до пункта назначения на своей чудо-машине, которая в огне не горит и в воде не тонет. Егор оставил попытки утихомирить меня, помалкивали и его родители. После обеда у премьер-министра, отпустившего мне на счастливую семейную жизнь год… нет, уже одиннадцать месяцев… мы больше не возвращались к разговору об ультиматуме Рубли. Потому что беспокоило другое.

Однажды, перед отъездом из белой зоны, куда мы приехали на воскресный ужин, вышло так, что Ираида Владимировна и я остались в гостиной.

— Маша (ох, и трудно выговорить приличное имя вместо жаргонной Басты) сказала, что после окончания этого курса уезжает на восток.

— Пожалуй, мы не станем дожидаться завершения учебы, — ответила мама Егора. — Артём Егорович решил, что Маша улетит на следующей неделе.

— А вы?

— А я… отправлюсь следом после того, как провожу вас.

"После того, как вы с Егором уедете на побережье", — не сказалось вслух, но прочиталось в её глазах.

Получается, семья разваливается. Разъезжаются, кто куда. И отъезд Егора — дело решенное. Ираида Владимировна смирилась с расставанием.

— Простите меня. Я не хотела.

— Разве есть, за что винить? — улыбнулась она. — Наоборот, всё будет хорошо. Я уверена.

— Эва, вот ты где, — заглянул Егор в гостиную. — Нам пора, поздно уже. Мам, пока. Созвонимся.

— Гошик, что происходит? — напала я на него, когда мы сели в машину. — Кто на запад, кто на восток, кто на юг. Почему?

— Потому, — ответил он резковато. — Это мужские дела. Я отправил бы тебя вместе с мамой подальше отсюда, но никак не на побережье. Ты же вбила себе в голову, что хочешь туда — ни раньше, ни позже.

— Да, вбила, — обиделась я. — Если приспичило, оставайся здесь. А я поеду на побережье.

— Эвка, всё давно обговорено и уже не изменится. Документы вот-вот выйдут, но пока что застряли у Рубли. Семут каждый день проверяет и перекладывает на видное место.

Егор все чаще пребывал в раздраженном настроении. Помимо работы он погрузился в учебу, стремясь нагнать пропущенные занятия. Наши развлечения свелись к минимуму, да, в общем-то, на них и не хватало времени. Цертамы и рогейны превратились в зыбкие миражи. Однажды Егор поучаствовал в гонках на кольцевой трассе, но от него не искрило прежним азартом и предвкушением победы. Он пришел к финишу в числе последних участников, не больно-то огорчившись проигрышем. Так, размялся, проверив быстроту реакции, — и харэ. Его беззаботность исчезла, уступив место затаенному и непроходящему беспокойству. Я чувствовала тревогу Егора в словах, жестах, эмоциях. Теперь он часто разговаривал с отцом и с дедом по телефону и приватно при встречах. Однажды Севолод тоже приехал в алую зону, и мужчины, запершись в кабинете, беседовали, пока я рылась в книгах, выискивая рецепты забытых снадобий.

На следующий день Егор сообщил, что мой отец отправляет мачеху с детьми к её родственникам. Погостить, развеяться. Ну да, как же.

— Гош, мне страшно, — сказала я вечером, устроившись на его плече. — Почему все разъезжаются?

— Чтобы отдохнуть, милая. Летом в столице жарко и нечем дышать, — ответил он, наматывая мой локон на палец, а сам глядел в потолок, о чем-то задумавшись.

— Странный отдых. Скорее, прятки. Или бегство.

— Эвочка, не бери в голову… Кстати, помнишь, как ты надула меня в ресторане? Переоделась тёл… легкодоступной девахой и вымогала висы.

Помню, конечно. Эх, времена были…

— А я сказал, что в отместку тебя разыграю. Так вот, я ведь разыграл. Обманул, а ты купилась.

— Когда? — села я на кровати. — Не припомню.

— Не скажу. Не сейчас. Потом… наверное. А может, догадаешься без подсказок.

— Зачем тогда завел разговор? — надулась я. — Показал конфету и отобрал.

— Прости, не удержался. Хотел похвастать отличной комбинацией.

Шахматист фигов. Я обижалась на Егора, вспоминая возможные розыгрыши, на которые могла попасться, но ничего путного в голову не приходило. Муж терпеливо сносил мое недовольство и попытки выцарапать правду, однако он добился своего: я отвлеклась от странностей, происходящих в столице.

Для получения аттестата требовалось в довесок к сданным экзаменам написать и защитить дипломную работу. Моей специализацией стала теория снадобий и тема по ней: "Способы достижения максимальной эффективности элементарных составов". Материала, набранного в библиотеке самого старшего Мелёшина, накопилось предостаточно, и на меня напала муза. Я одолела двухсотстраничную работу в три дня, забыв о еде и сне, пока Егору не надоело мое полуночничание. Он силой отправил меня в кровать.