Шрифт:
Чтобы отвлечься, снова берусь за исследование.
Женщины ходят в платьях и сарафанах ниже колен и повязывают головы светлыми платками. На младшей из девочек — длинные шорты и легкая рубашка без рукавов со скудной вышивкой. Из обуви — нечто похожее на сланцы с веревочками, обвязывающими щиколотки.
Коров отводят на вечернюю дойку. Невольно сочувствую хуторским. На их плечах огромное хозяйство, требующее каждодневного внимания и постоянного труда — с раннего утра и до позднего вечера.
Средний сын, его зовут Тимуром, ворошит и перекидывает сено, поглядывая на меня с прежней неприязнью.
Над ухом звенит комар, и я отмахиваюсь.
— Вот, возьмите, — старшая из хозяйских дочерей протягивает туесок. — От комаров и мошкары.
Снимаю крышечку и вдыхаю запах мази.
— М-м-м… валериана… полынь… пихта, — то ли спрашиваю, то ли утверждаю вслух.
— Наверное. Не разбираюсь в травах, — девушка присаживается рядом. — Как вам у нас?
— Тихо, спокойно. Давно мечтала побывать на побережье.
— Не обращайте на него внимания, — кивает Марья на брата. — Он три месяца назад вернулся оттуда.
Почему-то я мгновенно понимаю значение слова "оттуда" и машинально хватаюсь за шею рукой. И я приехала из тех мест. Сумела вырваться.
— Я тоже скоро уеду. Неизвестно, на год или на три, — продолжает девушка. — И знаете, я не боюсь!
Смелая. Потому что трусить нельзя. А возможно, не уедет. Когда на Большой земле начнется дележка власти, границу побережья закроют. Хоть какие-то плюсы в грядущем перевороте.
Марья хочет спросить еще, да и я не против общения. Мне интересно, откуда она знает Тёму. Но девушку зовет мать, и она с видимым сожалением уходит.
— Почему не заехали в Березянку? — спросил Мэл.
— Незачем светиться лишний раз, — ответил Тёма, крутя ворот.
— От кого-то прячешься?
— Ни от кого. Вам же проще. Транзитом едете, нигде не застреваете, на глаза не попадаетесь.
— Чем обязаны за гостеприимство?
— Вы? Ничем. Всё обговорено давным-давно. Об этом не у меня спрашивайте. Доставлю до места и чао-какао. А за перерасход бензина отчитаешься на Магнитке. Я тебя две недели пасу и всё без толку.
— Мы не виноваты, что документы подписали с опозданием.
— Это и объяснишь. Уборочная на носу, а я катался за тобой туда-сюда, бензин тратил впустую.
— Объясню, если потребуется, — сказал Мэл с вызовом. — А ты чего здесь забыл? Неужто пожизненное?
— Практически, — отозвался Тёма весело.
— Не удивлён. Почему приехал ты, а не кто-нибудь другой? — спросил Мэл, перелив воду в ведро.
— Исключительно из симпатии к тебе… и к твоей жене, — ухмыльнулся Тёма.
— Ты!.. Я бы с удовольствием закопал тебя в навоз, но ты должен довезти нас до Магнитной, — процедил Мэл, потирая кулак.
— И довезу, — согласился Тёма.
— Ладно. Довезешь — тогда закопаю. У нас с тобой кое-какие дела не закончены.
— Помню-помню. А ты просто так рисуешься или взаправду сечешь в тачках?
— А что? — насторожился Мэл.
— Помог бы. Есть у меня подозрения, что карбюратор барахлит. Можем не дотянуть до Магнитки.
Мэл помолчал.
— Пошли, глянем, — кивнул в сторону машины.
Нам, как гостям, выделили лучшее спальное место. Тёма с Тимуром ушли на сеновал, хозяин с хозяйкой — в недостроенный дом. Бедные, как они там? Наверное, комары заели.
А мы с Егором спали на кровати. Хотя кровать — роскошно сказано. Настил из обработанных досок на высоких ножках и матрас для мягкости. Нам выделили свежее постельное белье из грубоватой ткани, наверное, льняной. Мой нос уловил слабый травянистый аромат. Пахло клевером. Не знаю, почему-то сразу пришло в голову. Да потому что матрас набит свежим сеном! — сообразила я.
И вроде бы все удобства для нас, а спалось как на кирпичах. Девчонки пошуршали за стенкой затихли, зато древняя бабушка покряхтывала всю ночь и покашливала.
Мы тоже ворочались и ворочались без сна — и я, и Егор. Лишь под утро мне удалось вздремнуть. Открыла глаза — в комнату проникли рассветные сумерки, а мужа нет.
Ступая на цыпочках и стараясь не скрипеть, я вышла на крыльцо. Егор сидел на лавочке и курил, пуская дым струйкой.
За забором плыл туман. Стволы берез прятались в молочной дымке, на траву упала роса.
— Не спится? — спросила, садясь рядом.
— Как и тебе, — хмыкнул он. — Хорошо, комарья нет.
— Тёма сказал…