Однако астроному едва ли принадлежит право выбора между этими противоречащими друг другу взглядами на жизнь; его задача выполнена, когда он раскрыл все, что может по этому вопросу сказать астрономия». [72]

Джинс старается ловко и осторожно сыграть на беспокойстве человека по поводу его изоляции во вселенной, возбудить с известной целью это беспокойство, а затем скромно подсказать ответ, характер которого вполне передается словом «творение», использованным уже неоднократно в его книге в своем настоящем смысле. Жизнь вообще и жизнь человека в частности есть якобы результат некоей особой привилегии, результат вмешательства провидения, если не сказать — божества. Следовательно, мир не был сотворен для человека, как утверждала обычно религия. Но существование человека в мире, так мало пригодном для него, не могло обойтись без того, чтобы человеком специально занялось сверхъестественное и всемогущее существо. Таким образом, то, что больше всего противоречит догмам о конечной цели творения, развиваемым до сих пор, дало как раз возможность снабдить деистов новым аргументом. На эти парадоксальные рассуждения Куде очень остроумно ответил еще в то время, когда допускали относительную редкость планетных систем, следующим сравнением:

«Рассмотрим дуб в лесу. Он образует тысячи желудей, из которых лишь очень немногие прорастают. Во всяком случае, одно дерево дает начало, вообще, лишь одному дереву следующего поколения. И желудь, который стал дубом и видит мириады желудей, гниющих в почве, сказал бы, что лес есть враг дубов и что его спасло лишь особое провидение!» [73]

Но открытия Стрэндом, Рейлом и Холмбергом новых планетных систем целиком выбили почву из-под былых рассуждений Джинса, и он вынужден был заново провести свои расчеты. Он учел те факторы, которыми ранее пренебрегал, и незадолго до смерти в ответ на интенсивную критику, направленную в его адрес, написал: [74]

«Я вычислил, что в среднем одна звезда из шести могла бы вполне быть окруженной планетами и что общее число планетных систем в нашем Млечном Пути должно составлять в этом случае несколько десятков или несколько сотен миллионов». [75]

Таким образом, Джинс официально признал очередное крушение надежд идеалистов, не устоявших в этом вопросе перед ударами науки. Те, кто имеет желание продолжать использовать в целях подтверждения догм о творении некоторые пункты новейших научных теорий, должны были бы задуматься над этим суровым уроком фактов.

Если вопрос о множественности обитаемых миров в научном изучении вселенной находит свое законное место, то так называемая «проблема сотворений мира» может показаться гораздо более необычной. Однако мы обязаны встретить эту проблему лицом к лицу, называя ее собственным именем. Ведь многие ученые, введенные в заблуждение математическим формализмом, о чем мы говорили в гл. V, и все еще находящиеся под влиянием ' преобладающей сейчас идеологии буржуазии, из среды которой они вышли, более не колеблются говорить о «научной» необходимости творения. Некоторые мистические соображения Джинса по поводу жизни во вселенной покажутся нам даже слишком осторожными по сравнению с том, что сам Джинс, Эддингтон или, например, Леметр, пишут о «происхождении мира».

Несомненно, среди астрономов находились креационисты во все времена, но они стали весьма сдержанными после большого подъема материализма, сопровождавшего триумф промышленной буржуазии в конце XVIII и в XIX вв. Например, Фай, крупный космогонист времен Второй империи и первых лет Третьей республики, ограничивался общими и очень туманными соображениями, пытаясь опереться на авторитет Декарта. Он писал:

«Как бы ни говорили, что вселенная есть бесконечная серия превращений, что все, что мы видим, логически обусловлено прежним состоянием как в прошлом, так и в будущем, мы не видим, как первоначальное состояние могло придти к гигантскому скоплению материи, к хаосу, откуда, несомненно, берет начало настоящее состояние. Следовательно, нужно начать с гипотезы и попросить у бога, как это сделал Декарт, рассеянную материю и силы, ею управляющие». [76]

Подобные утверждения всегда имели, независимо от намерений их авторов, характер самых обычных вымыслов, лежащих вне какой-либо науки. Их религиозное происхождение было настолько очевидным, что ими никого нельзя было обмануть. [77]

В настоящее же время, напротив, идеалисты, используя некоторые темные пункты, еще не до конца выясненные современной наукой, пытаются утверждать, что сама наука неизбежно заставляет предположить сотворение мира в определенный момент прошлого. Короче говоря, они пытаются доказать следующие два положения:

1) вселенная все время эволюционирует в одном направлении, и некоторые ее существенные характеристики никогда не смогут снова приобрести уже достигнутых значений. Она в целом стареет, как и человек, и это влечет за собой невозможность ее вечного существования;

2) для разрешения противоречий, к которым мы таким образом приходим, необходимо предположить вмешательство чего-то иррационального, т. е. божественное творение.

Очевидно, что присоединиться к последнему заключению означает полностью отбросить научную точку зрения. В самом деле, становясь на подобную точку зрения, мы в качестве исходной точки последующих реальных событий привлекаем нечто нереальное, иррациональное, т. е. к объяснению происходящих явлений мы привлекаем то, что является принципиально необъяснимым. Однако интересно проследить за «научными» рассуждениями, которые претендуют на оправдание подобного заключения, и рассмотреть несколько ближе противоречия, которые затрудняют ученых и которые способствуют попыткам реакционеров вводить в науку свой религиозный или мистический товар. Мы начнем с рассмотрения одного закона физики, чаще всего используемого с этой целью, а именно, второго закона термодинамики.

Термодинамика есть отрасль физики, изучающая связь между тепловыми и механическими явлениями или попросту говоря, между теплотой и работой. Она основывается по существу на двух принципах, являющихся обобщением огромного экспериментального материала.

Первый принцип (количественный): общая энергия изолированной системы (т. е. системы, не имеющей обмена с внешним миром) остается всегда постоянной. Это — принцип сохранения энергии, сформулированный впервые русским ученым М. В. Ломоносовым. Если энергия в какой-либо форме рассеивается, то она возмещается равным количеством энергии в другой форме. Натянутая тетива лука теряет свою потенциальную энергию в момент, когда она спускается и выбрасывает стрелу, но эта энергия переходит в форму энергии движения, в кинетическую энергию стрелы. Одной из форм энергии следует считать теплоту, и можно уточнить принцип сохранения энергии, установив, что всякая механическая работа, всякая электрическая, магнитная или химическая энергия может целиком преобразоваться в теплоту в определенном отношении (в этой форме мы имеем принцип эквивалентности).