— Я? Но как я могу у него что-то узнать? Я всего лишь раяна, а вы его доверенные люди… Он никогда в жизни мне нечего не скажет!

Гахар приблизился к ней почти вплотную, с жадностью втянул воздух.

— Вот именно, ты раяна, — очень тихо сказал он, — и когда ты рядом у мужчин мутиться в голове, и все наши мысли только о том, как бы… — он помолчал, рассматривая ее. Серые глаза стремительно меняли цвет на ярко-голубой, и Оникс с изумлением наблюдала за этой метаморфозой. Гахар помотал головой, словно большая собака, пытаясь сбросить с себя наваждение, и отошел от нее, — просто будь с ним ласковее. Цветок лори все сделает за тебя.

— И что же я должна узнать? — мрачно спросила девушка. Происходящее нравилось ей все меньше, — и почему я должна тебе верить? Ты даже не можешь снять этот аркан!

— Его можно снять, если у тебя будет вещь, достаточно долго пробывшая на теле Лавьера. Обязательно металл. В соединении с кристаллом это даст силу для временного разрыва магической петли.

— Временного?

— Этого будет достаточно, чтобы убежать. Примерно часов пять, может шесть. На лошади за это время можно уйти очень далеко. Я помогу тебе скрыться, обещаю.

— И у тебя есть этот кристалл? — недоверчиво спросила Оникс. Он кивнул, вытащил из кармана маленькое стеклышко, протянул ей ладонь.

Девушка, конечно, слышала о таких кристаллах. Где-то на севере, в Льдистых горах, их добывали в подземных пещерах, и некоторые из них содержали толику силы, которую можно было высвободить, если разбить стекло. В тех же горах находился Кристальный Грот, в котором поговаривали, сто лет назад заснул великий прорицатель Белый Свет, и огромные кристаллы впитали силу и мудрость старца и теперь могли дать ответ на любой вопрос. Правда, делали это крайне редко.

— Настоящий? — не поверила Оникс. Как не была она наивна, но знала, что под видом магических кристаллов ушлые торговцы продают обыкновенную слюду, а как отличить настоящее от подделки девушка не знала.

Гахар снял перчатки, сжал кристалл в ладони.

— Настоящий магический кристалл всегда холодный, Оникс. Сколько не держи его в ладони, не нагреется.

Он разжал руку и протянул ей. Девушка осторожно взяла кусочек стекла. И, правда, холодный, не нагрелся совершенно.

— Оставь у себя, будем считать это залогом. Видишь, я говорю тебе правду, раяна.

Оникс подняла глаза от созерцания стеклышка.

— И что же должна узнать у аида?

Гахар вздохнул.

— Для начала узнай, с кем он встречался в Тайлессе. И пытайся не так откровенно показывать свою ненависть. Улыбнись, похлопай глазами, скажи, что-нибудь хорошее. Ну как это девушки делают…

— Я не знаю, как это девушки делают, — хмуро сказала Оникс, — и если я начну Лавьеру улыбаться, он быстро поймет, что дело неладно.

— А ты осторожно, Оникс. Ну же, попробуй.

Раяна закрыла глаза, представила себе лицо Катрана, открыла, и ласково улыбнулась, с нежностью глядя на сумеречного. Облизнула губы. Он всем телом подался к ней, серая радужка снова залилась голубым, Гахар чуть склонил голову, с жадностью втягивая воздух.

— Получается? — спросила Оникс.

— Да… — выдохнул он.

Раяна кивнула, улыбка пропала с ее лица.

— Гахар, а почему у тебя глаза цвет меняют? — задумчиво спросила она.

Он резко отпрянул, отвернулся.

— Тебе показалось, раяна, — холодно сказал он, надевая перчатки, — ешь. Скоро вернуться остальные. Кристалл спрячь, и постарайся держаться подальше от Ара, — тихо добавил он.

— Я бы с удовольствием держалась подальше от всех вас, — прошептала Оникс, когда дверь за сумеречным закрылась.

Но к вечеру аид не вернулся. В то время, когда Гахар и Ар настороженно переглядывались в ожидании своего господина, он шел по грязным бедным кварталам Тайлесса. Своего стража, четвертого пса, аид оставил в одном из гостиных домов, ожидать связного, а сам ушел на окраину города.

Чем дальше от центра он удалялся, тем грязнее и уже становились улочки, мостовые сменились обычной грязью, в углублениях по краям текли людские испражнения. Здесь стоило быть особенно осторожным, так как в любой момент из темноты мог выскочить наемный убийца или домовитая хозяйка могла вылить на голову путника ночной горшок. И Лавьер предпочел бы наемника.

Он вышел к большому дому, из окон которого доносилась громкая музыка и пьяный смех, и вошел внутрь. На аида сразу обрушилась мешанина из запахов и звуков, хмельные голоса и неискренние стоны, обычная атмосфера публичного дома. Но не увеселения привели Лавьера на окраину Тайлесса, и он бесшумно скользнул в сторону от холла, освещенного приглушенным светом масляных ламп, накрытых красными абажурами, и шагнул в темноту.