Шрифт:
— Кто вообще ничего не чувствует? — испуганно спросил Леонард.
— Ничего не чувствуют мертвые.
— Мертвые? Ты что, Роберт, что ты говоришь?
— Я говорю то, что есть на самом деле. И ты в это должен поверить. Если Стефани Харпер не станет, то тогда ты, уговорив всех членов правления, сможешь подписать контракт. Это-то хоть тебе ясно?
— Но, Роберт, я не могу пойти на это… Не могу, ты понимаешь?
— Не можешь? А вот это ты видел? — Роберт подбежал к своему столу и схватил тонкую пластиковую папочку. — Вот это ты видел? — замахал он бумагами перед лицом испуганного мистера Смайлза.
— Что это?
— А ты возьми почитай, — он бросил на колени Леонарда пластиковую папку и отошел к окну, нервно дернул шнурок, и тяжелые шторы тихо разъехались в стороны.
За окном был японский сад с серыми камнями: низкорослые деревья и кустарники с крупными цветами.
Когда Роберт Прайз отвернулся от окна и взглянул на Леонарда, злая улыбка скривила его тонкие губы:
— Ну что, тебе нравится эта папочка? Нравятся документы?
— Но, Роберт, ведь ты этого никогда не сделаешь…
— Я? Может быть, я и не сделаю, но это решаю не только я.
— Роберт, это же не честно.
— Ты считаешь — не честно? А вложить все капиталы компании и проиграть, это, по-твоему, честно?
— Но, Роберт, ведь так нельзя. Роберт, меня же посадят в тюрьму.
— Да, Леонард, обязательно посадят. И на очень большой срок, возможно, даже пожизненно.
— Роберт…
— Что, Леонард, страшно?
— Роберт… — Леонард сел.
Леонард схватил свой стакан и буквально опрокинул себе в горло. Он тут же вновь схватил бутылку и наполнил стакан до половины.
— Успокойся. Не надо так много пить. Успокойся. Все нужно решать на трезвую голову. Все надо взвесить и рассчитать.
— Что? Что рассчитать?
— Рассчитать, что мы должны предпринять, чтобы соглашение в течение месяца было подписано. Ты знаешь, какой нам дали срок? Нам дали месяц. И если за этот срок бумаги не будут подписаны — тебе конец.
— Но это нереальный срок! — воскликнул Леонард Смайлз. — За него невозможно будет уговорить Стефани, тем более, что она уезжает.
— А тебя никто не просит ее уговаривать. Ты должен просто обойтись без ее подписи.
— Но как? Как это сделать?
— Я тебе уже сказал, остальное — твои проблемы. Больше я не хочу знать ни о чем.
Леонард молча сидел за столом, опустив голову. На его коленях лежала тонкая пластиковая папка. Роберт подошел к нему и взял папку в руки.
— Надеюсь, Леонард, ты понимаешь: если ты откажешься, то папка окажется у Стефани Харпер, а она найдет ей применение.
— Роберт, но ты же не сделаешь этого?
— Конечно же не сделаю, если ты послушаешься моего совета.
Роберт Прайз открыл дверцу вмонтированного в стену сейфа и положил папку на свободную полку.
— Роберт, может, давай не будем наезжать один на другого? У меня тоже может найтись кое-что на тебя. Давай выплывать вместе.
— А я и не возражаю, — пожал плечами мистер Прайз. Выплывать вдвоем всегда легче. Вот только тонуть приятнее поодиночке, особенно топить, — он мелко засмеялся, и от этого смеха Леонарду Смайлзу сделалось не по себе.
Он почувствовал, как вспотели от волнения ладони его рук и пересохло во рту. Он плеснул в свой стакан еще немного бренди и сделал небольшой глоток.
— Ладно, Роберт, я почти согласен.
— Нет, Леонард, меня не устраивает слово «почти»: можно быть или согласным, или несогласным. И все в твоих руках.
Леонард ещё немного помолчал, потом допил остатки бренди и, махнув на все рукой, сказал:
— Хорошо, Роберт, мы выплываем вместе. Я согласен на все.
— Ну что ж, я рад за тебя, — сказал Роберт Прайз. — Я рад, что ты, Леонард, одумался. Конечно, все можно было решить и проще…
Леонард уцепился за эти спасительные слова:
— Как, Роберт? Ты знаешь другой рецепт?
— Конечно, — расплылся в улыбке тот, — есть один рецепт — отличный и к тому же безотказный.
— Может попробовать сработать по нему? — с надеждой в голосе проговорил Леонард.
— Попробуй, если у тебя получится. Тебе нужно всего лишь переспать со Стефани, и тогда ты спокойно сможешь уговорить ее поставить подпись.
Леонард зло посмотрел на Роберта:
— По-моему, это труднее, чем взобраться на Джомолунгму.
— Что, она такая неприступная? — усомнился Роберт Прайз.