Добрый-Пролёткин, отличавшийся экстравагантностью в одежде, на этот раз облачился в длинную холщевую рубаху, перепоясанную простой веревкой, красные шаровары и щегольские черные как смоль сапоги с короткими голенищами. На шее поверх рубахи висел огромный, как у священника, крест. Румяные щеки и широкая улыбка придавали ему добродушный вид, который, впрочем, тут же разрушался заткнутым за пояс огромным ржавым тесаком.

Второй человек, небезызвестный Гофман, предстал в образе баварского бюргера, собравшегося пить пиво с друзьями — короткие штанишки, башмаки с гольфами, расшитая курточка и треугольная шапочка с пером. За ухом красовалась чудесная алая роза, а в руках он почему-то держал большой циркуль. Гофман сидел на скамейке и сосредоточенно чертил на ней круги.

Добрый-Пролёткин сладко улыбнулся и сказал на чистейшем английском языке:

— А вот и мистер Макдауэлл! А мы вас заждались.

Гофман раздраженно посмотрел на сенатора и с силой воткнул иглу циркуля в скамейку.

— Да уж. Заждались.

Сенатор от удивления сначала не мог произнести ни слова, а потом громко икнул.

— Это мистер Макдауэлл здоровается, — любезно перевел Добрый-Пролёткин, — и вам здравствуйте.

— Приветствую вас, сэр, — мрачно произнес Гофман.

Наконец, сенатор смог взять себя в руки и попытаться осмыслить ситуацию. Впрочем, безуспешно. А что вообще можно подумать в таком случае? Два высокопоставленных русских чиновника в клоунских нарядах неведомым образом захватили сенатора Соединенных Штатов и ведут с ним безумную беседу.

— Джентльмены, — твердо сказал Макдауэлл, напомню вам, что я — сенатор Соединенных Штатов и нахожусь под защитой Америки. У вас будут очень большие неприятности.

Это заявление вызвало взрыв эмоций. Мрачный Гофман широко улыбнулся, а Добрый-Пролёткин, схватившись за живот, едва не упал со скамейки!

— Вы слышали? — советник-русофил никак не мог отдышаться и тыльной стороной ладони вытирал выступившие слезы. — Вы слышали, Карл Иммануилович, у нас будут неприятности!

— Не говорите, Иван Степанович, очевидно, нам следует приготовиться, — а скажите, — Гофман обратился к Макдауэллу, — какого рода неприятностей нам следует ждать?

Все-таки сенатор достиг нынешнего положения во многом благодаря внутренней твердости и умению собираться в трудной ситуации. Он прекрасно уловил иронию с словах советников и решил придерживаться максимально осторожной тактики, по крайней мере до тех пор, пока не сможет окончательно прояснить собственное положение. А основных вопросов два: где он находится, и кого представляют эти люди.

— Джентльмены, — сказал Макдауэлл мягко, — вы прекрасно знаете, какие меры убеждения имеются в арсенале моего правительства. Кроме того, вы прекрасно знаете, что организацию, которую я представляю, обладает еще большими возможностями. Поэтому, прошу передать вашему руководству, что я открыт для сотрудничества, но при этом рекомендую немедленно вернуть меня на место.

Советники переглянулись.

— Вы, правда, хотите, чтобы мы передали ваши рекомендации нашему руководству? — без тени улыбки спросил Гофман. — Лично я не советовал бы беспокоить наше руководство по пустякам. Даже я не всегда могу предсказать его реакцию. А уж Иван Степанович — и подавно.

— Требования сенатора США — пустяки? Я повторяю…

— Ну, если вы так настаиваете… Передадим, Иван Степанович?

— Безусловно, передадим, Карл Иммануилович, — подтвердил Добрый-Пролёткин.

Макдауэллу тут бы обрадоваться, но нет, наоборот сговорчивость советников показалась подозрительной.

— Прошу прощения, джентльмены… хочу сообщить вам, что готов побеседовать, но только в моем офисе. Предлагаю немедленно вернуться, со своей стороны обещаю, что у этого досадного происшествия не будет никаких официальных последствий.

— Простите, мистер Макдауэлл, — вежливо сказал Добрый-Пролёткин, — вы считаете, что это место не подходит для доверительного разговора?

— Для этого подходит одно место — мой офис.

— По-моему, здесь очень удобно. Тихо, спокойно, никого лишнего.

— Знаете, — тонко улыбнулся Макдауэлл, — мой офис — одно из самых защищенных мест на земле.

— Вы уверены? — поинтересовался Добрый-Пролёткин.

Макдауэлл заподозрил подвох.

— У вас есть сомнения?

— А вы посмотрите в окно, — флегматично посоветовал Гофман, вновь приступивший к рисованию кругов на скамейке.

Сенатор с недоумением оглядел советников, затем встал, подошел к окну, отдернул занавеску…

… и отшатнулся, едва удержавшись на ногах.

За окном раскрывалось бесконечное пространство космоса. Мириады звезд — неестественно ярких и живописных рассыпались по черному небу. Оранжевое светило, сочное как апельсин, волосилось протуберанцами, а вокруг планеты с незнакомыми очертаниями континентов вращались сразу три луны.

Деревянный дом, который русские называют «изба», медленно плыл в открытом космосе, отделенным от комнаты тонким оконным стеклом.

— Итак, мистер Макдауэлл, — буднично сказал Добрый-Пролёткин, — вы видите, что конфиденциальность мы можем обеспечить в полной мере.